|
Сказка становилась… страшной. Она приникла к двери со своей стороны, силясь различить какие‑либо более характерные звуки. Так и есть. Вот оно, волнующее чужое дыхание. Шорох ладоней по дереву. Она почуяла, как человек с другой стороны затаил дух… должно быть, услышал ее босые шаги, как бы легки они ни были. А может, его оглушило биение ее пульса: самой ей казалось, что в висках ее звонят в колокола. Шальная мысль – отворить! – немыслимой дерзостью своей приковала ее к месту. Швырнула грудью на дверь. И ведь чувствовала, что не пожалеет. Цена заплачена – она готова любить. Она хочет, чтобы это случилось, но… Господи, какой же дурой надо быть, чтобы отворить Романе дверь, пока кольцо еще не опоясало твой безымянный палец! Но… как же? Нельзя, чтобы он стоял там!
– Романе, – прошептала она, чувствуя, что нет в ее убеждениях силы. – Пожалуйста… Не сегодня. Уходи. Я же сказала, что подумаю. Иди спать. Я… я не открою, Романе. Не… не сейчас. Ну, пожалуйста. Пальцы ее скользили по гладкому дереву двери, как скользили бы они по груди того, кто обнимет ее, осыплет поцелуями, вскинет на руки… В эту минуту она чувствовала себя несчастнее, чем когда‑либо в жизни. Она гнала прочь человека, который хотел дать ей то, чего она жаждала всем существом. Неужели же ему – таково же? Себя не помня, не замечая слез на своем лице, она рванула засов, испытывая к нему, должно быть, ту же ненависть, что супруга крестоносца – к постылому поясу верности. Пусть это случится… Коридор, плавающий в серых сумерках рассвета, был пуст как в одну, так и в другую сторону. Померещилось? Она истерически хихикнула и прислонилась к косяку, ругая себя дурой. И что‑то почувствовала под ногой. Несколько травинок, каких – она могла поклясться – здесь не было, когда она возвращалась из буфетной. Она подняла их. Тугие колючие колоски поспевшей ржи, смешанной с васильками, и такой же пучок был продет в ручку двери. Поле битвы было оставлено ей. Слава богу.
17. Продолжительная верховая прогулка втроем
Утро залило золотом двор и струилось в холл сквозь распахнутые ворота. Шатаясь, навстречу Лее по коридору шел Романе в насквозь мокрой тунике. Увидев ее, он криво улыбнулся, посторонился, прижавшись спиной к камню. Полные грустного сарказма глаза сегодняшним утром не оскорбили ее, как обычно, откровенным взглядом. Видно, им в самом деле давно стоило поговорить. Волосы, влажные как после купания, облепляли его виски и лоб. Лея остановилась перед ним, чего никогда не делала раньше по доброй воле. – Я у‑нич‑то‑жен, – выдохнул он. – Он превзошел самого себя. В него бес вселился. Нерешительно протянул руку, чтобы коснуться ее щеки, но… было уже не к кому. Лея со всех ног, сжимая и разжимая кулаки, неслась во двор. – Лорд Грэй! Воздух сгустился и зазвенел. Впору было бы ему и кровавым туманом подернуться, так она была разъярена. Он собирался куда‑то ехать, и, чтобы обернуться к ней, ему понадобилось вынуть ногу из стремени. – К вашим услугам, мисс Андольф. – Лорд Грэй, – повторила она, – может, вы скажете, что я вмешиваюсь не в свое дело, что вы не в пример лучше знаете, как воспитывать дворянских недорослей… Однако я считаю, что вы превысили всяческую меру. Я требую, чтобы с сегодняшнего же дня вы прекратили глумиться над человеческим достоинством Романо. – Вот как? – удивился лорд Грэй и даже бровь приподнял. – Вы, стало быть, обнаружили, что оно у него есть? Жилы вздулись у него на лбу. «Вот уж у кого похмелье! – подумалось Лее. – Похоже, что Романо‑то вчера отделался легче других». – И я не позволю, – сказала она тише, как всегда, когда желала быть услышанной, – делать из меня орудие изощренной пытки. |
