Уильям Мейкпис Теккерей. Виргинцы
Книга первая
Сэру Генри Дэвисону
председателю Верховного суда Мадраса
книгу эту с любовью посвящает старый друг
Лондон, сентября 7-го, 1859
Глава I
в которой один из виргинцев навещает отчий край
В библиотеке одного из самых знаменитых американских авторов висят на
стене две скрещенные шпаги: их носили его предки в дни великой американской
Войны за независимость. Одна доблестно служила королю, другая же была
оружием мужественного и благородного солдата республики. Имя владельца этих
ныне мирных реликвий пользуется равным уважением и в стране его предков, и у
него на родине, где таланты, подобные его таланту, всегда находят радушный
прием.
Нижеследующая повесть невольно приводит мне на память эти две шпаги,
хранящиеся в бостонском доме достопочтенного писателя. В дни революционной
войны два героя этой повести, дети Америки, уроженцы Старого Доминиона,
оказались во враждебных лагерях, но по ее окончании вновь встретились с
подобающей братской нежностью, ибо, как ни яростен был разделивший их спор,
любовь между ними не угасала ни на мгновение. Полковник в алом мундире и
генерал в синем висят бок о бок в обшитой дубовыми панелями гостиной
английских Уорингтонов, где потомок одного из братьев показал мне эти их
портреты, а также их письма и принадлежавшие им книги и различные документы.
В семье Уорингтонов вышеупомянутые портреты, для отличия от других славных
представителей этого почтенного рода, всегда называют "Виргинцами"; и так же
будут названы эти посвященные им записки.
Оба они многие годы провели в Европе. Они жили на самом рубеже тех
"былых времен", которые мы так быстро оставляем далеко позади себя. Им
довелось узнать самых разных людей и различные превратности судьбы. На их
жизненном пути им встречались знаменитые люди, известные нам только по
книгам, но словно оживающие, когда я читаю о них в письмах виргинцев: я
словно слышу их голоса, пробегая глазами пожелтевшие страницы, исписанные
сто лет назад, испещренные юношескими слезами, которые исторгла несчастная
любовь, с сыновней почтительностью отправленные на следующий же день после
прославленных балов или иных торжественных церемоний величественных былых
времен, покрытые торопливыми каракулями у бивачного костра или в тюрьме; а
одно из этих писем даже пробито пулей, и прочесть его можно лишь с трудом,
ибо оно залито кровью того, кто носил его на груди.
Эти письма, возможно, не дошли бы до нас, если бы их не сберегала с
ревнивой любовью та, с кем их авторы поддерживали деятельную переписку, как
и повелевал им долг. Их мать хранила все письма сыновей, с самого первого, в
котором Генри, младший из близнецов, шлет привет брату, лежавшему тогда с
вывихнутой ногой в виргинском поместье их деда Каслвуд, и благодарит дедушку
за пони (он уже катался на нем в сопровождении гувернера), и до самого
последнего - "от моего любимого сына", - которое она получила лишь за
несколько часов до своей смерти.
|
