|
– Накажите меня, – прошептал я. – Накажите меня, лишите зрения, чтобы мне никогда не пришлось увидеть снова вашу красоту. Очень медленно Рамиэль отрицательно покачал головой. И Сетий также согласился с ним. Они стояли рядом, как всегда босые, их роскошные одеяния казались слишком легкими для движений в густом воздухе, и они по-прежнему не сводили с меня глаз. – Тогда как же вы поступите? – спросил я. – Чего я заслужил от вас? Почему же я могу ви-деть вас и даже теперь способен сознавать ваше великолепие? – Я снова сотрясался от детских, неудержимых рыданий невзирая на то, что на меня пристально смотрела Урсула, на то, что она с молчаливой укоризной пыталась сотворить из меня взрослого мужчину. Я просто не мог остановиться. – Как мне быть теперь? Как смогу я видеться с вами? – Ты всегда будешь нас видеть, – спокойно, равнодушно проговорил Рамиэль. – Всякий раз, когда посмотришь на одно из его полотен, ты увидишь нас, – сказал Сетий, – или увидишь подобных нам. Их слова не содержали ни малейшего намека на осуждение. В них звучала все те же пре-лестная чистота и доброжелательность, которой они всегда одаривали меня. Но на этом видение еще не закончилось. Позади них постепенно проступали мрачные чер-ты обоих моих собственных хранителей, этой внушительной пары, словно выточенной из слоновой кости и облаченной в унылые синие одежды. Какими жестокими показались мне их глаза, какими проницательными, какими презри-тельными, хотя и лишенными той страстности, какая свойственна обычным людям. Каким ледя-ным и отстраненным был их взгляд! У меня дрожали губы. Я едва сдерживал крик. Ужасающий крик. Но я не осмеливался рас-тревожить ночь, окружавшую меня, бесконечную ночь, повисшую над тысячами наклонных красночерепичных крыш, над холмами и сельскими окрестностями, в холодном свете бесчис-ленных звезд. Внезапно все здание начало содрогаться. Оно сотрясалось, и все холсты, купающиеся в сверкающем свете пламенеющих свечей, заблистали великолепием, будто пробужденные содро-ганиями самой земли. Мастема явился прямо передо мной, и мастерская, будто сметенная куда-то вдаль, расши-рилась, углубилась, и все менее значительные ангелы оказались где-то позади него, словно их снесло беззвучным неукротимым ветром. Потоки света отражались его громадными золотыми крыльями, которые, постепенно рас-правляясь, заполонили все уголки все еще раздвигавшегося пространства, его красный шлем сверкал словно расплавленный. Мастема вынул из ножен свой меч. Я отпрянул назад, заслонив собой Урсулу. Я подтолкнул ее к холодной, влажной стене и зажал там, у себя за спиной, надежно защитив простертыми назад руками, чтобы удерживать ее, чтобы ее нельзя, просто невозможно было отнять у меня. – Ах, – сказал Мастема, кивая головой и улыбаясь. Меч был уже занесен вверх. – Стало быть, теперь ты готов провалиться в ад, лишь бы не видеть, как погибнет она1 – Именно так! – вскричал я. – У меня нет выбора. – О нет, у тебя есть выбор. – Нет, только не ее, не убивай ее. Убей меня и отправь туда, ладно, но дай ей еще один шанс… Урсула рыдала у меня за плечами, пальцами вцепившись мне в волосы, ухватившись за них, словно видела в них свое единственное спасение. – Отправь меня туда, и сейчас же, – решительно сказал я. – Давай, порази меня в голову, и я предстану перед судом Господа, чтобы умолять о ее спасении! Пожалуйста, прошу тебя, Мас-тема, убей меня, но пощади ее. Она не ведает, как просить прощения. Пощади ее хоть на этот раз! Держа меч над головой, он протянул руку, схватил меня за ворот и дернул к себе. Я почув-ствовал, что Урсула оторвалась от меня. Он согнулся надо мной и смотрел вниз своими лучезар-ными глазами. – И когда она это постигнет, и когда этому же научишься ты сам? Что мог я ответить? Что мог я поделать? – Я научу тебя, Витторио, – сказал Мастема тихим, кипящим от раздражения голосом. |
