|
В толпе началась толкотня, едва ли не давка. Мужчины просили всех успокоиться. Студен-ты только что не задыхались от смеха. – Если бы Козимо не был его покровителем, – проговорил первый студент, понизив голос до смиренного, но все же проказливого шепотка, – они бы его вздернули – я подразумеваю, по крайней мере, ее семейство, этих Бути, если не всех священников ордена кармелитов, если не весь этот проклятый город. Второй студент тряс головой и прикрывал рот ладонью, чтобы не смеяться слишком гром-ко. Лектор, оказавшийся далеко впереди нас, советовал всем сохранять спокойствие и разре-шить соответствующим властям покончить с этим скандалом и взрывом озлобления, ибо всем известно, что во всей Флоренции не нашлось бы художника более значительного, чем Фра Фи-липпо, и что Козимо проследит за этим в нужное время. – Ему вечно досаждают, – сказал студент, стоявший рядом со мной. – Досаждают, – шептал я. – Досаждают. – Предо мной снова предстало его лицо, – монах, промелькнувший перед глазами много лет тому назад в доме Козимо на виа Ларга; мужчина, неистово отстаивавший свою свободу, лишь для того, чтобы немного побыть с женщиной. Я чувствовал, как во мне назревает совершенно незнакомое ощущение, приступ смутного страха. – Ох, не следовало бы им снова причинять ему зло. – Достойно удивления, – произнес спокойный голос мне на ухо. Я обернулся, но не увидел никого, кто мог бы разговаривать со мной. Урсула оглянулась. – Что случилось, Витторио? Но я узнал этот шепот, и он повторился, бестелесный и дове-рительный: – Достойно удивления, где были его ангелы-хранители в тот день, когда Фра Филиппо со-вершил столь безрассудный поступок? Я обернулся в поисках источника этого голоса. Люди поворачивались ко мне спиной и же-стами выражали раздражение по поводу моего странного поведения. Я схватил Урсулу за руку и направился к выходу. Лишь когда мы оказались снаружи, на площади, сердце мое перестало биться учащенно. Я даже не представлял себе, что, обогащенный этой новой кровью, смогу ощущать такое беспо-койство, страдание и страх. – Ох, он сбежал с монахиней, чтобы изобразить Деву! – горестно всхлипнул я. – Не плачь, Витторио. – Не смей разговаривать со мной таким тоном, как со своим младшим братишкой! – вспы-лил я и тут же устыдился. Она была потрясена этими словами, будто я ударил ее по лицу. Я при-ложил к губам ее пальцы и поцеловал их. – Прости меня, Урсула, прости меня. Я молча тащил ее все дальше от собора – Но куда мы идем? – К дому фра Филиппо, в его мастерскую. Не расспрашивай меня по пути. Справившись о дороге и пройдя по узкой улочке, всего через пару минут мы оказались пе-ред заколоченными дверями, и я не увидел в доме света, за исключением окон на третьем этаже, словно ему с невестой пришлось спасаться бегством на такую высоту. Никаких признаков столпотворения перед домом не было. Но внезапно из кромешной тьмы в запертые двери полетел ком грязи, потом еще, и еще, и еще… а затем последовал град камней. Я отпрыгнул в сторону, заслоняя Урсулу, и увидел како-го-то прохожего, который после очередной атаки камнями ринулся вперед и разразился градом ругательств прямо перед входом в мастерскую. Наконец, прислонившись к противоположной стене, я тупо уставился в темноту и услышал звучные удары церковного колокола, пробившего одиннадцать часов. Это означало, что все горожане должны покинуть улицы. Урсула подчинялась мне молча и ничего не говорила, но тоже заметила, как и я, взглянув вверх, что последний свет погас в комнатах Фра Филиппо. – Это моя вина, – проговорил я. – Я отобрал у него ангелов, потому он и попал в эту без-рассудную переделку. Подумать только! Ведь я поступил так лишь ради того, чтобы наверняка обладать тобой, так же как он завладел своей монашкой! – Я не понимаю, что ты имеешь в виду, Витторио, – сказала она. |
