|
Крики в ночи звучали все громче, они доносились отовсюду, со стороны сторожевых по-стов раздавались сигналы тревоги, на всех башнях беспорядочно трезвонили старые колокола. Отец схватил меня за руку. – Идем же, Витторио, – сказал он и сразу же поднял кольцо, откинул крышку люка и всу-нул мне в руку большой канделябр, стоявший на алтаре. – Быстро! Забери с собой вниз мать, теток, сестру и брата и не вздумай выходить оттуда, что бы ты ни услышал! Ты понял? Ни в коем случае не выходите оттуда! Закрой за собой люк и оставайся там! Делай все так, как я тебе сказал! Я сразу же повиновался, подхватил Маттео и Бартолy и заставил их спуститься по камен-ным ступеням. Мои дядья ринулись к дверям, ведущим во внутренний двор, на ходу выкрикивая боевые кличи своей молодости, тетушки не могли сдвинуться с места и в полубессознательном состоя-нии цеплялись за алтарь, а моя мать всем телом прильнула к мужу. Отец уже с трудом сдерживался, готовый вот-вот взорваться от ярости. Я потянулся было за самой старой тетушкой, но она замертво упала перед алтарем… И тогда отец снова ринулся ко мне, силой втолкнул меня в тайник и захлопнул крышку люка. Мне оставалось только запереть замок, как показывал отец, повернуться и в мерцании све-чей встретиться взглядами с испуганными Бартолой и Маттео. – Спускайтесь вниз до самого конца, – крикнул я, – до упора! Они едва не падали, с трудом преодолевая узкие крутые ступени и с жалобным видом обо-рачиваясь ко мне. – Что происходит, Витторио, почему они хотят причинить нам вред? – спросила ничего не понимающая Бартола. – Я хочу сразиться с ними, – заявил Маттео. – Витторио, отдай мне свой кинжал. У тебя есть еще меч. Это несправедливо. – Ш-ш-ш-ш… успокойся, делай все так, как велел отец. Ты думаешь, я доволен, что не могу быть там с остальными? Веди себя хорошо! Я с трудом проглатывал слезы. Там, наверху, осталась моя мать! И мои тетушки! Воздух в подземелье был сырым и промозглым, но меня это даже радовало, ибо я был весь в поту, а рука затекла под тяжестью громоздкого золотого подсвечника. Наконец мы втроем до-брались до дальнего конца убежища и в полном изнеможении рухнули там, тесно прижавшись друг к другу. Прикосновение к холодному камню стены подействовало на меня успокаивающе. Какое-то время мы сидели молча, не в силах вымолвить хоть слово, и в царившей вокруг тишине я отчетливо слышал доносящиеся сверху вопли отчаяния и страха, панические возгласы, топот бегущих ног и даже ржание испуганных лошадей. Похоже было на то, что лошади прорвались в церковь над нашими головами… Что ж, и такое вполне возможно… Вскочив на ноги, я бросился к двум запертым дверям тайника – к тем, которые вели не то к склепам, не то к чему-то еще в этом роде, – впрочем, тогда я об этом не задумывался. Я отодвинул засов на одной из дверей, но не увидел за ней ничего, кроме низкого и узкого коридора. С моим ростом и широкими плечами я не смог бы по нему пройти. Обернувшись к младшим, я увидел, что они, устремив глаза к потолку, буквально застыли от ужаса. Сквозь мощные перекрытия сверху по-прежнему доносились душераздирающие крики. – Дымом пахнет, – внезапно прошептала Бартола, и лицо ее залил новый поток слез. – Ты чувствуешь этот запах, Витторио? Я не ошибаюсь! Я и сам явственно ощущал залах гари, но постарался придать своему голосу как можно больше неуверенности: – Сейчас вы оба осените себя крестным знамением и будете молиться – понятно? И доверь-тесь мне. Мы выберемся отсюда. Яростный гул сражения все не стихал, крики не смолкали, но внезапно, совершенно не-ожиданно наступила тишина – и она показалась нам не менее жуткой, чем шум битвы. Безмолвие было слишком полным, чтобы свидетельствовать о победе… Бартола и Маттео прижались ко мне с обеих сторон. |
