|
Что могло означать это «ни на мгновение не оставляй детей одних»? О чем думал в тот момент отец, чего опасался? В церкви было вполне уютно. Мой отец уже давно приобрел несколько удобных деревян-ных, обитых бархатом скамеек для молящихся, хотя в праздничные дни все должны были оста-ваться на ногах. Скамей со спинками в те времена еще не было. Часть ночи отец потратил на то, чтобы показать мне сводчатый подвал под церковным зда-нием. Люк, ведущий туда, открывался с помощью ручки в виде кольца, укрепленной на облицо-ванной камнем крышке. Само же кольцо было искусно врезано в поверхность и оставалось со-вершенно незаметным – посторонний глаз воспринимал его как одну из многочисленных деталей мраморной инкрустации, украшавшей пол. Об этом тайнике я знал еще в далеком детстве и однажды даже попытался проникнуть туда без разрешения, наказанием за что стала весьма ощутимая порка. Отец тогда заявил, что был весьма раздосадован моей неспособностью хранить семейные секреты. Его слова огорчили меня гораздо больше, чем порка. И с тех пор я никогда не просил его взять меня с собой, хотя знал, что время от времени он спускается в подземелье. Я думал, что там хранятся сокровища и разного рода языческие реликвии. И вот теперь передо мной открылось похожее на пещеру просторное помещение с высоки-ми сводами, обложенное камнем и буквально забитое самыми разнообразными сокровищами. Повсюду стояли старинные сундуки и даже грудами лежали старые книги. А еще я увидел две запертые на засовы двери. – Они ведут к старым захоронениям, туда тебе ходить не придется, – сказал отец, – но те-перь ты должен знать об этом месте. И помнить о нем. Когда мы снова поднялись в церковь, он опустил крышку люка, уложил на место кольцо и фрагменты мраморного орнамента. От входа в тайник не осталось и следа. Фра Диамонте сделал вид, что ничего не видел. Мать заснула, дети тоже спали. Мы же заснули в церкви только перед самым рассветом. На восходе, когда в крепости закричали петухи, отец вышел во внутренний двор, потянул-ся, взглянул на небо и пожал плечами. К нему подбежали двое моих дядьев, требуя немедленно объяснить, как осмелился этот не-известно откуда взявшийся сеньор угрожать нам осадой и когда отец предполагает начать сра-жение. – Нет-нет, вы все неправильно поняли, – ответил отец. – Мы и не собираемся объявлять войну. Ступайте в свои спальни… He успел он закончить фразу, как всех нас заставил обернуться душераздирающий крик. В распахнутые настежь ворота вбежала одна из хорошо знакомых нам деревенских девушек, в ис-терике пoвторяя одно и то же: – Он исчез, малютка исчез, они схватили его! Остаток дня прошел в неустанных поисках пропавшего ребенка. Безрезультатно. А вскоре оказалось, что бесследно исчез ещё один малыш. Он был слабоумным и с трудом передвигался, но его все любили, так как он не причинял никому ни малейшего вреда. К всеобщему стыду, никто не мог даже 6олее или менее точно сказать, как давно пропал этот безобидный деревенский дурачок. С наступлением сумерек я уже думал, что сойду с ума, если немедленно не поговорю с от-цом наедине, если не смогу пробиться к нему через запертые наглухо двери комнаты, где он вел словесные баталии с моими дядьями и священниками. В конце концов я заколотил в дверь так громко и стал пинать ее в таком исступлении, что он разрешил мне войти. Встреча как раз подходила к концу, и, когда отец притянул меня к себе и обнял, в его гла-зах сверкало пламя неистового гнева. – Нет, ты понимаешь, что они со мной сотворили? Они сами взяли ту самую дань, которую требовали от меня. Они отняли их у меня! Я отказался подчиниться, и они сами забрали то, что хотели! – Но какая дань? Ты имеешь в виду детей? Глаза отца налились кровью. Он потер заросший за ночь подбородок и с такой силой стук-нул кулаком по столу, что все предметы с него разлетелись по комнате. |
