|
Тон, которым он произнес это, успокаивающе подействовал на всех присутствовавших за столом, за исключением моей матери, которая пребывала в растерянности и не знала, как следу-ет поступить. Капитан бросил на отца хитрый взгляд, словно говоря тем самым, что его не проведешь, но тем не менее вышел из зала, чтобы передать приглашение. Отец не стал снова садиться. Он постоял, глядя куда-то вдаль широко раскрытыми глазами, а затем вскинул голову, будто вслушиваясь, после чего повернулся и щелкнул пальцами, привлекая внимание двух стражников, в оцепенении застывших в разных концах зала. – Пройдите по всем помещениям, посмотрите, все ли в порядке, – спокойным голосом рас-порядился он. – Кажется, я слышу в доме птичий щебет. Во дворе стало тепло, и повсюду рас-пахнуты окна. Эти двое удалились, а их места в зале мгновенно заняли двое других караульных. Само по себе это показалось мне необычным, ибо означало, что солдат в замке было больше, чем всегда. Капитан возвратился один и вновь склонился перед отцом: – Мой господин, он отказывается выходить на свет и заявляет, что вы сами должны выйти к нему, и что у него нет времени для долгого ожидания. И тогда я впервые увидел своего отца воистину разгневанным. Даже наказывая поркой ме-ня или какого-нибудь деревенского мальчишку, он относился к такой обязанности с некоторой ленцой. Сейчас тонкие черты его лица, сами пропорции которого словно специально были соз-даны для олицетворения спокойствия, исказились в безудержном гневе. – Да как он смеет?!! – прошептал отец, но его слова отчетливо услышали все в зале. Стремительно обогнув стол, он на миг приостановился, а затем решительным шагом на-правился к выходу в сопровождении поспешившего за ним капитана стражи. Вскочив со стула, я бросился следом, слыша за спиной рыдания матери и ее мольбу: – Витторио, верни-и-ись!.. Но я сбежал вниз по ступеням и вышел во внутренний двор. Только там отец резко обер-нулся и уперся рукой мне в грудь, заставив остановиться. – Оставайся на месте, сын, – мягко произнес он. – Я сам разберусь. С того места, где я стоял – прямо возле двери в башню, – был хорошо виден край двора. Там, у самых ворот, при ярком свете факелов отчетливо вырисовывалась фигура странного гостя – сеньора, не пожелавшего пройти в освещенный зал, хотя, похоже, сверкающая иллюминация крепостного двора его отнюдь не смущала. Огромные ворота сводчатого въезда на ночь всегда запирались. Оставалась открытой толь-ко узкая дверь в рост человека – и теперь в ее проеме стоял незнакомец в великолепном бархат-ном одеянии цвета красного вина, освещенный с обеих сторон ярким светом потрескивавших факелов и, как мне показалось, торжествующий. Покрой его одежды едва ли соответствовал последней моде, но каждая деталь костюма – от расшитого драгоценными камнями камзола до пышных рукавов из атласных и бархатных лент – была одинаково насыщенного цвета, как если бы все было тщательно выкрашено в лучших красильнях Флоренции. Даже драгоценные камни, вшитые в ворот камзола, равно как и те, которые свисали с тя-желой золотой цепи на шее, были цвета красного вина – скорее всего, рубины, а быть может, даже сапфиры. Густые черные волосы, глянцевитыми волнами падали на плечи неизвестного посетителя, но мне никак не удавалось разглядеть его лицо, скрытое в густой тени, отбрасываемой широки-ми полями бархатной шляпы. Я смог лишь на мгновение увидеть проблеск очень белой кожи – очертание подбородка и часть шеи. С пояса мужчины свисал огромный палаш в старинных нож-нах, а на одно плечо был небрежно наброшен бархатный плащ того же цвета темного вина, рас-шитый, как показалось мне издали, какими-то замысловатыми золотыми символами. Изо всех сил напрягая зрение, я пытался различить загадочные знаки, и мне показалось, что в полосе изысканной вязи проступают очертания звезды и полумесяца… Однако разделявшее нас расстояние действительно было слишком большим. |
