|
что больше не хочу читать. Пусть отправляет меня сей же час в Киев. В таких мыслях направил он путь свой к крыльцу панского дома. Сотник сидел почти неподвижен в своей светлице; та же самая безнадежная печаль, какую он встретил прежде на его лице, сохранялась в нем и доныне. Щеки его опали только гораздо более прежнего. Заметно было, что он очень мало употреблял пищи или, может быть, даже вовсе не касался ее. Необыкновенная бледность придавала ему какую-то каменную неподвижность. - Здравствуй, небоже, - произнес он, увидев Хому, остановившегося с шапкою в руках у дверей. - Что, как идет у тебя? Все благополучно? - Благополучно-то благополучно. Такая чертовщина водится, что прямо бери шапку, да и улепетывай, куда ноги несут. - Как так? - Да ваша, пан, дочка... По здравому рассуждению, она, конечно, есть панского роду; в том никто не станет прекословить, только не во гнев будь сказано, успокой бог ее душу... - Что же дочка? - Припустила к себе сатану. Такие страхи задает, что никакое Писание не учитывается. - Читай, читай! Она недаром призвала тебя. Она заботилась, голубонька моя, о душе своей и хотела молитвами изгнать всякое дурное помышление. - Власть ваша, пан: ей-богу, невмоготу! - Читай, читай! - продолжал тем же увещательным голосом сотник. - Тебе одна ночь теперь осталась. Ты сделаешь христианское дело, и я награжу тебя. - Да какие бы ни были награды... Как ты себе хочь, пан, а я не буду читать! - произнес Хома решительно. - Слушай, философ! - сказал сотник, и голос его сделался крепок и грозен, - я не люблю этих выдумок. Ты можешь это делать в вашей бурсе. А у меня не так: я уже как отдеру, так не то что ректор. |
