Ну тут уж я плюнул с досады — думаю, что им там всем — медом намазано, что ли? Глядь, немец, герой наш морской, уже обратно ковыляет и лица на нем нет.
«Господа, несчастье! Господа, музыку остановите!» Ритку мертвую, стало быть, нашел, а может, и сам прикончил. А мне с ней так и не довелось побеседовать. Но вины моей в ее смерти нет, как хочешь думай, Варя. Я тебе и поклянусь, и крест поцелую — не убивал.
— Поклянись!
— Святой истинный крест, я Маргариту не убивал. И на том я перед всеми стоять буду, разрази меня Господь!
Колычев понял, что дальнейшее его пребывание в смежной комнате не даст ничего. Сделав знак Бурмину оставаться на месте, он распахнул створки двери, за которой прятался, и предстал перед ошалевшим Бычковым.
— Добрый вечер, Федул Терентьевич! Прошу простить, что подслушал ваши откровения…
— Ах вот оно что, — взревел Бычков. — Ну ты, Варька, и стерва! Змея ты подколодная. Так и знал, что зуб на меня точишь! Отомстить мне решила, да? Напраслину на меня возводишь? Ловушку подстроила, в каторгу без вины загнать хочешь?
— Умерьте свой пыл, господин Бычков! — строго сказал Дмитрий. — Оригиналы документов, уличающих вас в воровстве, находятся у меня, а преступник, вор не смеет требовать, чтобы с ним обращались благородно. Благотворительные суммы, растраченные вами, придется немедленно вернуть. И запомните, меня не интересует, есть ли у вас сейчас свободная наличность, или все, как вы выражаетесь, в деле. Продавайте что-нибудь, закладывайте, выписывайте ростовщикам векселя под проценты — это дело ваше, но деньги для бедных, собранные горожанами, должны быть в целости до последнего гроша. А по поводу убийства Синельниковой — придете ко мне и дадите показания по всей форме о том, что вы видели на маскараде, по минутам, кто кого позвал, кто куда пошел, кто за кем вышел и прочее. Более я вас не задерживаю. Честь имею.
— Честь? — злобно переспросил Бычков. — Честь у судейских известно какая, по сходной цене идет, знамо дело.
Колычев указал Бычкову путь к выходу, с трудом удерживая в себе мальчишеское желание дать ему пинка.
Вернувшись в кабинет, он взглянул в лицо Варвары, неподвижно стоявшей у стола. Девушка сильно, до крови, закусила побелевшую губу. По щекам Варвары текли слезы.
— Успокойтесь, Варвара Савельевна! Уже все позади…
— Мне тоже кажется, что все позади, все хорошее, что у меня было, уже позади. В моей жизни осталась только одна грязь, — ответила Варвара и разрыдалась.
Глава 14
Домой Колычев и Бурмин вернулись в подавленном настроении. Засада в доме Ведерниковой была такой неприятной, и снова все оказалось впустую.
— Петька, а не хлопнуть ли нам водчонки с устатку? — спросил Колычев, сбивая на крыльце снег с каблуков.
— Пожалуй, не повредит.
Дверь им открыл Василий с каким-то странным выражением лица. Не то чтобы слуга казался расстроенным, но озабоченная мина, столь нехарактерная для легкомысленного парня, явно искажала его курносую физиономию.
— Так, Вася, подай нам графинчик водки, той, что ты на лимонных корочках настаиваешь, и закуску сообрази. Если португальские сардины еще остались, открой банку, окорок нарежь…
— Это я мигом, Дмитрий Степанович, все, как положено. Только дозвольте мне пару слов вам сказать.
— Помилосердствуй, Василий, у нас с Петром Сергеевичем был такой трудный день, и не успели порог переступить — ты с разговорами… Или случилось что?
— Случиться не случилось, но…
— Ну раз не случилось, значит, дело потерпит!
— Дмитрий Степанович, не потерпит, дело важное. |