И Нэля, стойкая и крепенькая Нэля, научилась плакать — жизнь научила. Она плакала по ночам, когда Митя засыпал и переставал бродить по квартире.

Папа, когда ненадолго приходил к ним, не уставал Неле повторять, что Митька — неблагодарная тварь, нищий, безмозглый, что его вытащили из помойки, а он в благодарность испохабил всю жизнь его святой дочери! Что нагреб ей кучу детей, а кормить их будет он, Трофим! Что Митька — сволочь и бабник и что с ним надо кончать. Что Нэля — красавица и даже с тремя детьми выйдет замуж, — уж папа постарается найти дочке достойного человека… Решайся, дочка! Не пропадем. А эту обузу надо скидывать. «Я его видеть не могу, ты уж прости… Смотреть, как ты изводишься, нет сил. Отправляй своего богоданного на все четыре. Комнату, так и быть, я ему сделаю, хрен с ним. Двоих ребят к матери отвезем — ничего, не переломится… Одного, кого захочешь, — оставляй, Митеньку ли, Трошу или Костика, — тебе решать. Будешь одна, при квартире, с одним ребенком, красивая, молодая, чего тебе? Подумай, доченька, — и Трофим погладил Нэлю по черной головке своей корявой рукой бывшего хлебопашца, — а я на пенсию пойду, совсем в Киев уедем — красиво там, хорошо, — благодать! Работать захочешь, — тоже пожалуйста!

И однажды Нэля сказала:

— Папа, я согласна.

А Митя будто почувствовал это, и, гуляя с Костиком и ежась от начинающейся осенней сырости, он думал о Нэле. Если раньше он знал, что все проблемы, как ни велики они были, решатся в постели и Нэля снова станет кроткой овечкой, это при ее-то характере! Теперь все было иначе. Что ж, ему придется съехать… Но куда? Он здесь прописан… Митя подумал, что ему надо сказать об этом решительно и твердо — и тестю, и жене. Или что? Они выкинут его с вещами на улицу?

Нэля металась по квартире.

Все валилось из рук. Она сказала отцу — да, и сама порадовалась освобождению… А сейчас вот металась как отравленная мышь…Митя… Он исчезнет из ее жизни навсегда. Появится какой-нибудь «бравый» из папиных подчиненных, который конечно же будет смотреть ей в рот и принимать все ее высказывания за истину в первой инстанции — как бы… Родит она «бравому» ребеночка…

Нэля схватилась за голову. Нет! Никому она никого не родит! Она не хочет никакого «бравого»! Она готова продолжать жить с Митей. Да, она призналась себе в этом. Митя — родной, близкий, ее четвертый (или первый?) ребенок, и она не оставит его никогда.

Это ее крест и ее счастье.

Она так и скажет папе, и если тот рассердится… Что ж, пусть. Пусть устроит ее работать, а детей они сами как-нибудь поднимут. Не может же Митя веки вечные ходить без работы.

Вот так надумала Нэля. Она любила Митю, и в этом была вся ее жизнь.

Через день, заранее удостоверившись, что Мити дома нет, Трофим Глебович заглянул к дочери.

— Дашь рюмочку?.. — подмигнув, попросил он.

Нэля молча налила ему в бокал коньяка.

— А ты, дочка? — спросил он — Давай-ка за твою новую жизнь!

Нэля собралась с силами и сказала:

— Папа, прости, но я остаюсь с Митей.

Она ничего не стала объяснять, зная, что отец не любит объяснений, а особенно оправданий.

Трофим потемнел лицом, сжал бокал, помолчал и отрезал (так он с любимой и единственной дочкой не говорил никогда):

— Дура. Что с дуры взять?! Хлебай дерьмо дальше.

Он хотел еще кое-что добавить, но лишь махнул рукой.

Митя не узнал об этом разговоре и каждый день ждал своего изгнания.