Они вышли из буфета. В этот же миг парни в углу допили свое пиво, встали и направились к двери.
Аникина повела Костю через привокзальную площадь наискосок к зданию, на котором красовалась слегка покосившаяся табличка: «Багажное отделение».
– Сюда, – сказала уборщица.
Костя с сомнением взглянул на разбитую дверь.
– Знаете что, – сказал он, – выносите паспорт, а я подожду.
Ангелина Степановна пожала плечами и исчезла в глубине «Багажного отделения». Через пару минут она вновь явилась на божий свет, держа в руках нечто завернутое в полиэтилен. На ее красном лице играла таинственная улыбка – так, наверно, улыбалась бы постаревшая Мона Лиза, будь она пьющей вокзальной уборщицей.
Одновременно мелькнула массивная бородатая фигура. Сучков наблюдал за ходом операции из-за дверей.
– Тут такое дело, – начала Ангелина Степановна. – Мои друзья, – она кивнула в сторону «Багажного отделения», не подозревая, что «друзья» вышли на всеобщее обозрение, – говорят, что штраф теперь повысили до двухсот тысяч. Так ведь это еще по милициям мотаться… А тут мы вам всего за сто пятьдесят…
– Но ведь договаривались…
– Ну да, – затараторила Ангелина Степановна, – так ведь не знали, какой нынче штраф. Раньше-то меньше было, а теперь… Они, вообще, хотели с вас триста запросить, а я им говорю: «Вы че, очумели? У людей несчастье, разве можно на чужой беде наживаться!»
– Хорошо, – кивнул Костя, – пусть будет сто пятьдесят.
Он отсчитал нужную сумму. Деньги молниеносно исчезли в обширных карманах Ангелины Степановны.
– Я хотел спросить, как этот паспорт попал к вам?
– Ой! – махнула рукой Аникина. – Понятия не имею! Моим ребятам кто-то отдал. Тоже не бесплатно, – поспешно добавила она.
– А может быть, попытаетесь вспомнить… Или ваши друзья вспомнят.
– Да они ушли.
– Неужели?
В первый миг Аникина не поняла, что произошло. Ибо вопрос этот ей задал не «лох», пришедший за паспортом, а совсем другой человек – молодой плечистый «бык» с коротким ежиком на непокрытой голове. Он крепко держал Ангелину Степановну за правый локоть. Левый же локоть, как железными клещами, сдавил другой детина, которого можно было бы принять за точную копию первого, если бы его ежик не отдавал в рыжину. В отличие от первого он лениво жевал резинку.
– А ты подумай, может, чего вспомнишь? – предложил светлый «ежик» и сдавил локоть посильнее.
– Да вы чего! – взвилась Аникина.
– Заткнись, бабка, – продолжая жевать, небрежно сказал рыжий, – хватит выпендриваться, и слушай, что тебе говорят.
– Да я…
– Все, что ты хотела, ты уже сказала нам по телефону. Теперь расскажешь то же самое легавым. И не только расскажешь, но и напишешь заявление. – С этими словами он слегка ткнул ее под ребра.
Бил он в сотую часть силы, но у Аникиной перехватило дыхание. С минуту она только ошарашенно вертела глазами. А потому не заметила, как рыжий, расставив пальцы «веером», ткнул в сторону деда Григория, который по-прежнему выглядывал из-за дверей «Багажного отделения», и процедил:
– А это кто?
– Никто, – испуганно пролепетала Ангелина Степановна.
Деда Григория сдуло ветром, словно он был не крупный мужчина, а легкая соломинка.
– Еще вопросы будут? – спросил светлый «ежик», и удар повторился.
Аникина, подталкиваемая «ежиками», плавно засеменила по вокзальной площади в сторону отделения милиции. |