|
Аникина, подталкиваемая «ежиками», плавно засеменила по вокзальной площади в сторону отделения милиции. Со стороны могло показаться, что женщина средних лет спокойно прогуливается в обществе любимых племянников, причем два из них бережно поддерживают ее под руки, а третий почтительно идет сзади. – Чего, все-таки в ментовку? – Ангелина Степановна наконец восстановила дыхание. – Мальчики… – Заткнись, тебе сказали, – одернул ее светлый «ежик». – Пишешь заявление обо всем, как было, – заметил рыжий. – И учти: у нас все схвачено. Мы проверим. Мы все знаем и про тебя, и про твоего бородатого. И адресок, где вы тусуетесь, нам известен. Так что если хочешь попасть когда-нибудь домой, делай, что тебе говорят. – Ну что, идешь или как? «Как» Аникиной не понадобилось. Уж лучше иметь дело с ментами, тем более со своими, вокзальными. Их-то всегда можно подмазать, не то что этих парнокопытных. К ним вообще не знаешь, как подъехать. «Вот она, молодежь пошла, – раздраженно думала Ангелина Степановна, смотря в бесстрастные серые глаза светлого, – небось не пьют, не курят. Ничего человеческого не осталось. Нет, мы были не так воспитаны». – В ментовку ведите, – сердито бросила она. – Все скажу. – Смотри, проверим. Два «племянника» довели Аникину до входа в отделение, и тут их сменил третий, не такой спортивный. Он вежливо открыл перед женщиной дверь, пропустил ее вперед и вошел следом. В ту же секунду «ежики» как будто растворились в воздухе. «Профессионалы», – с досадным восхищением подумала Ангелина Степановна. Капитан Селезнев заступил на дежурство два часа назад. Субботнее утро выдалось на редкость спокойным, и он сидел в своем аквариуме почти без движения, сурово смотря перед собой. Откровенно говоря, он скучал. Когда в дежурке появилось знакомое лицо уборщицы Аникиной, он даже обрадовался. Впрочем, внешне это никак не выразилось. – Я вас слушаю, гражданка, – грозно сказал он, будто видел уборщицу впервые. – Пришла заявить о том, что нашла паспорт, – обреченно сказала Аникина. – Паспорт моей жены, – добавил Костя. – Кстати, ваши документы, – потребовал Селезнев. Внимательно изучив Костин паспорт, он кивнул Аникиной: – Ну и что вы там нашли? Он, разумеется, не забыл о «племяннице» с Фурщтатской и теперь, быстро смекнув, в чем дело, с тревогой поглядывал на Сорокина Константина Григорьевича, которому удалось уломать такую тертую тетку. «Смотри, а на вид не скажешь, – размышлял он, – я бы сказал – лопух лопухом. Как бы неприятностей не было…» – Нашла паспорт, – сухо сказала Аникина. – Вот он. Хочу написать заявление. – Чего писать-то? – пожал плечами Селезнев. – Нашла, сдала в милицию, и всего делов. Или охота буквы вспомнить? – Видите ли, – вступил в разговор Костя, – это паспорт моей пропавшей жены. И мне очень важно знать – как и при каких обстоятельствах он попал к этой гражданке. – Заявление о розыске подавали? – деловито спросил Селезнев. – Заявление о розыске, – ответил Константин, – подавать еще рано. Прошло всего трое суток. Так мне сказали. – Верно, – кивнул Селезнев, – все равно не примут. Ну, раз ее нет в розыске, то какой смысл писать заявление? – Он пожал плечами и повернулся к Аникиной: – Ну и где ты его нашла? – Да тут, на вокзале, – бодро ответила уборщица, – валялся на путях. |
