В декабрьских газетах 1907 года ты можешь найти все подробности покушения, стоившего жизни министру.

Обед, как ты, конечно, догадываешься, не состоялся. Ты молчишь, и хотя в этой «белой» истории речь идет об убийстве человека, ты, конечно, находишь ее менее неприятной, чем историю с американцами. Как растяжима ваша мужская совесть! Теперь выслушай третью историю, — и на эту ночь будет! По холодному ветерку я чувствую, что рассвет уже близок. В первых двух я мстила оскорбившим меня мужчинам. В третьей — человеку, который ничего худого мне не сделал. Он был глуп, вот и все. За это мне захотелось его наказать.

Я называю эту последнюю историю «синей», по цвету реки, на берегу которой она разыгралась. В то время я была в Биаррице, проводя время в забавах и ссорах со своим тогдашним любовником — одним венгерским бароном, командиром кавалерийского полка в Пеште, красивейшим и, пожалуй, храбрейшим из всех мужчин, каких я когда-либо встречала.

Каких только диковинных людей я не знавала, как подумаешь!.. Однако в 1912 году выходки этого мадьяра бесили меня. По ночам мне случалось просыпаться и видеть его склонившимся надо мной с безумной улыбкой, с револьвером у моего виска. «Что удерживает меня от того, чтоб застраховать себя навсегда от твоих измен?» Словом, целая куча вот этаких штучек, которые на первый раз могут показаться смешными, но в конце концов порядочно утомляют.

Однажды вечером, в казино, после бурной сцены, я вскочила, без долгих разговоров, в авто и приказала везти себя в Байонну. Там я села в первый поезд, отходящий в Бордо. Я приехала в этот город в девять часов утра. Заметь, я была в вечернем туалете, так как не успела заехать к себе на виллу, чтобы переодеться. Правда, на мне было длинное манто, но все-таки костюм мой мало подходил для прогулки по платформе провинциального вокзала в девять часов утра.

Заняв комнату в «Терминусе», я позвала горничных и велела одной из них, самой толковой и наиболее сходной со мной по фигуре, сходить в город и купить мне платье. Девушка вернулась с костюмом, который мне очень шел даже. Я была одна, свободна, никому не знакома. Солнце сияло. Город был красив.

Конечно, я вовсе не собиралась засиживаться в Бордо, куда прежде всего бросился бы отыскивать меня мой мадьяр. Сделав кое-какие покупки, я взглянула в указатель и тотчас же увидела там название города, которое привело меня к решению: Лангон. Как я уже говорила тебе, я всегда любила уголовные истории, и не знаю ничего столь увлекательного, как борьба Раскольникова со следователем Порфирием. Лангон! Я вспомнила об изумительном преступлении, прославившем этот городок четыре года тому назад: содержатель гостиницы Браншери, немой, толстая Лючия, тело коммивояжера Монже, брошенное в Гаронну. Уже самые имена этих людей так и пахнут убийством, — ты не находишь? И с часовым поездом я уехала в Лангон. Я думала провести там только два дня, а провела почти две недели!

Какой прелестный и приличный гид был у меня в моем готовом костюмчике и фетровой шляпе за двадцать шесть франков, когда я села обедать за столик в столовой гостиницы! Там было семь или восемь человек торговых агентов с очень громкими голосами. Я удивлялась на этих коммивояжеров, которые еще осмеливаются приезжать в Лангон.

В одном из уголков залы я скоро заметила молодого человека лет тридцати. Я бы сказала, — это было вместилище всех сереньких добродетелей. Если бы ты только видел, как аккуратно он развертывал и складывал свою газету, которую читал за обедом в определенном порядке: парижскую передовицу за супом, местные новости за пирожным и объявления за кофе.

Вот это-то и привлекло меня к этому мальчику, так как я пережила слишком много романтических волнений со своим мадьяром. Мне понравились монокль, черный жакет, боковой пробор господина Пеборда, господина Жозефа Пеборда.