Наши столики стояли рядом. Мы украдкой посматривали друг на друга. Когда наши взоры встречались, мы краснели, и это было очаровательно.

Так продолжалось девять дней. На десятый молоденькая служанка, моя окна, упала с лестницы, и это происшествие вызвало среди завсегдатаев разговоры, сделавшие излишним всякие представления. Я познакомилась с господином Пебордом и выпила стаканчик ореховой водки, который он предложил мне, краснея больше обычного.

Я скоро подружилась с ним. Он поведал мне свою историю, на что не потребовалось много времени, так как, в сущности, никакой истории и не было. Я тоже рассказала ему свою, почти столь же простую! Я была г-жой Моперен, вдовой коммерсанта из Вилль-нев-сюр-Ло. Родня мужа оспаривала мои права на его наследство

«Фамилия моего адвоката Девез, — сказала я. — Адвокате моего свекра Фуркад». — «А, знаю!» — ответил он важно.

Это меня нисколько не удивило, так как имена эти я утро вычитала в справочнике.

«Мне кажется, что в этом деле поступки господина Фуркадг по отношению к вам далеко нельзя назвать корректными». — «Да, это правда, — ответила я со вздохом. — Но что могу поделать я, одинокая женщина!»

Он ничего не сказал. Он с озабоченным видом протирал свой монокль.

На следующий день, часов в десять утра, я, выходя, встретилась с ним на пороге. «Сегодня я в отпуске, — объявил он. — Вы ничего не имеете против прогулки со мной?» — «С большим удовольствием. Но вы не боитесь?.. Ведь в маленьких города? такие злые языки». — «Ну, им придется кое с кем объясниться», — возразил он, выпрямляясь.

Мы отправились завтракать вдвоем версты за три оттуда на берег реки, в трактир с садиком, где прыгала хромая сорока Какой покой вокруг! Поверишь, — я почувствовала себя во власти ребяческих чувств. Я думала о том, как забавно было остаться здесь на неопределенное время и сидеть без конца рядом с господином Пебордом, — в своем готовом костюмчике!

За десертом я заметила, что он взволнован и хочет поговорить. Он начал покашливать, желая побороть свою робость,

«Рене, — сказал он наконец, — Рене, вы ведь разрешите мне называть вас так, не правда ли?»

Я назвалась именем Рене, как ты, конечно, понял, в честь героини Гонкуров, — Рене Моперен!

Еще один плагиат у меня на совести!

«Я разрешаю вам это, Жозеф», — отвечала я, опуская глаза.

«Рене, — пробормотал он. — Рене! — Он задохнулся от волнения. — Я свободен».

Я удивилась бы, если бы было наоборот.

«Я также». — «Не хотите ли вы соединить наши жизни?» — «Это было бы моей мечтой, Жозеф».

Его узкое личико просияло. Минуты две он приходил в себя. «Отныне, — сказал он наконец, — позвольте мне заниматься вашими делами. У меня есть лишь старушка мать, живущая в Нераке. Я поеду к ней завтра посвятить ее в наши планы. В понедельник я буду в Вилльневе и объяснюсь с г-ном Фуркадом».

Мы медленно возвращались домой. Он останавливался, чтобы благоговейно нарвать мне больших желтых ромашек, которые покрывали окружающий нас луг.

Наутро этот чудак уехал в Нерак и Вилльнев. В экспрессе, который мчал меня в тот же вечер обратно к моему мадьяру, я шокировала семью купальщиков-англичан припадками безумного смеха, душившего меня при мысли о том, какую физиономию сделает почтенный адвокат Фуркад, услышав, что ему достается за его поступки по отношению к вдове Моперен.

Вот и все. Я никогда не проезжала больше через Лангон и не знаю, что случилось с Жозефом Пебордом… Но уже разгорается заря над кедрами Барука.