Арман не забывал: ни предупреждения, ни полученного урока.

Хоть и любил он принца и был ему безгранично предан, но с тех пор в присутствии наследника не расслаблялся никогда. И постепенно он научился угадывать тот момент, когда веревка вновь начинала натягиваться, а принц — нервничать.

Только угадывать — невидимые глазу щиты и самообладание у наследника были почище, чем у любого архана и почуять настроение Мираниса до конца никогда не удавалось. Можно было только по легкому движению уголка рта, по выражению глаз, по тембру постукивания пальцев о подлокотник уловить приближение опасности и постараться правильно подобранным словом ослабить гнев Мираниса.

Вновь с легким треском разломилась морковка. Чуя себя не очень приятно под внимательным взглядом принца, дозорный послушно сел на указанный ему стул.

Сейчас Мир ослаблял веревку. Откинулся на спинку кресла, вплел пальцы в густые, до плеч, волосы, улыбнулся широко, как ребенок, и хрустнул морковкой.

— Ты хотел поговорить? — осторожно спросил Арман.

Он был дерзок лишь потому, что устал как никогда в жизни. Он хотел вернуться к брату, убедиться, что тот жив, что можно забыть пережитый кошмар, но принц будто издевался: закинул ноги на стол, подтянул к себе очередной фолиант, стряхнул с него пыль рукавом и распахнул книгу где-то на середине.

— Забавные книжки у Лерина, — заметил он, откусив от морковки еще кусок.

Арман не обманывался веселой улыбкой принца. От отчетливо видел тонкую морщинку между бровями наследника, его горящий, как в лихорадке, взгляд, и понимал, что принц встревожен и Армана ждет тяжелый разговор.

Говорить с Миром, стараясь не сказать лишнего и в то же время быть правдивым, было для Армана всегда тяжело. Фальшь Миранис, увы, чувствовал очень хорошо, а правду прощал не всегда.

— Мир, прошу тебя, — решился Арман.

— Просишь о чем? — спросил Мир, бросив на дозорного холодный взгляд.

Веревка натянулась. Заныла предупредительно шея, но Арман продолжал:

— Объясни.

— Объяснить что?

— Я видел брата… такое не может жить… Не обманывай меня, Мир. Я ведь тоже — оборотень. Я чую мертвеца. Рэми был мертв, так как же…

— Не понимаю, — быстро ответил Мир, поднимаясь.

Не смея сидеть, когда принц стоял, Арман вскочил на ноги.

Вовремя — Миранис шагнул вперед, оказавшись так близко, что Арман почувствовал его дыхание на своих щеках. Стоя неподвижно, он ждал, пока наследник продолжит говорить, и не осмеливался поднять взгляда. Только телохранители осмеливались. Простой архан за дерзость мог поплатиться тягучей болью в мышцах, которая любого, даже высшего мага, мгновенно ставила на колени.

— Недавно ты оплакивал брата, — в голосе принца слышалось раздражение, — теперь не доволен, что Рэми жив?

— Я доволен, — преодолел невольную слабость Арман. — Но как дорого мы за то заплатим?

— Ты чего-то не понимаешь, Арман, — жестко ответил Мир.

Удавка сжалась чуть сильнее. Накажет? Ведь может… Арман вспомнил, наконец-то, каким тоном разговаривал он сегодня с принцем. В чем его обвинял… называл убийцей. Наследника трона?

Высшего мага? Накажет… что же, пусть и так. Арман выдержит.

Все лучше, чем смерть брата.

Но Мир удовлетворился малым — сжал пальцы, и на миг тело Армана растеклось болью.

Знал ли принц, что каждое его движение может обжечь? Иногда Арман в том сомневался.