— Тогда я от…

Глаза вождя вспыхнули ярким, белоснежным сиянием. Рэми задохнулся. Слова, готовые сорваться с губ, вдруг застряли в горле. Закашлявшись, он согнулся пополам от непонятно откуда пришедшей боли, а когда выпрямился, вождь усадил его в кресло и подал наследнику чашу с недопитым эльзиром.

— Винишь Рэна, что безрассудно тебе отказывает, а сам делаешь то же самое… твое тело мне всегда будет подчиняться, Рэми, чтобы ты не делал, как бы ты не сопротивлялся… но твоя душа может заставить тело сказать нет… и заплатить за это болью или даже смертью. Я верну тебе способность говорить, если ты пообещаешь мне не делать глупостей.

Рэми посмотрел на вождя, стараясь взглядом передать ему всю ту ненависть, которую чувствовал в этот момент. Вождь слегка побледнел, на лбу его пролегла на миг скорбная складка, и Рэми показалось, что он уловил в глазах дяди внезапную горечь.

Очнувшись от изумления, наследник спрятал дерзки й взгляд и едва видно кивнул.

— Хороший мальчик, — прошептал вождь. — Допей эльзир.

— Я не откажусь от Мира, — сказал Рэми. — Не могу. Понимаешь?

— Я и не прошу.

— Ну и пусть, — Рэми упрямо отвернулся к окну. — Ты не хочешь спасать ни себя, ни Мираниса, так тому и быть, умрем все вместе!

Вождь внезапно знакомым до боли жестом прикусил губу и, отобрав у Рэми чашу с эльзиром, вдруг пронзил наследника долгим, изучающим взглядом. Рэми сглотнул, почувствовав, что краснеет.

Он не понимал ни вспыхнувшей в глазах вождя нежности, смешанной с сожалением, ни внезапной боли, пронзившей стрелой собственное сердце.

— Встань, — вождь отошел на шаг от кресла и, когда наследник послушно поднялся, вдруг прижал его к своей груди:

— Ты не умрешь, слышишь, мой мальчик.

В голосе вождя было столько смиренной просьбы и страдания, что сердце Рэми вздрогнуло, отвечая болью на боль.

— Дядя, — Рэми вцепился в плащ вождя, сдерживая подкатывающие к горлу рыдания. — Я прошу. Умоляю. Спаси его!

— Ты умоляешь или телохранитель в тебе? — тихо спросил вождь, прижимая к себе наследника еще сильнее.

— Разве это важно?

— Нет, мой мальчик, — мягко ответил Элизар, — не важно.

Совсем не важно.

— Сколько? День, два, луну? Скажи мне — сколько.

— Не спрашивай.

— Почему?

— Ты плачешь, мой мальчик, — сказал Элизар, погладив волосы Рэми. — Хотя бы одна твоя слеза достанется мне, а не Миранису?

— Д-я-я-я-д-я-я-я… — прохрипел Рэми. — Ты мне нужен!

Слышишь! Не он, ты!

— Знаю, — ответил Элизар, мягко отстраняясь и вновь посмотрев Рэми в глаза:

— Я никогда тебя не оставлю. Я всегда буду с тобой. Не тем безумцем, которого ты увидел в первый раз, а таким, как сейчас.

Но сейчас ты… ты должен успокоиться. Должен вновь стать сильным. Вытри слезы — они не пристали мужчине, а уж тем более не пристали вождю. И я надеюсь, что это в последний раз, когда ты плачешь, мой мальчик.

— Я не хочу быть вождем.

— Не обманывай себя, — оборвал его Элизар. — Хочешь. И будешь. Ты просто не желаешь этого признать, потому что не хочешь вставать на мое место, не хочешь, чтобы я умирал. Ты создан для нее, слышишь… Ты уже дышишь только ею, ты любишь только ее. И ты ею любим.

— Нет!

— Да! И ты это знаешь. И знаешь, что отталкивая от себя виссавийцев, ты ранишь их гораздо более, чем любая боль.