— Дядя…

— Ты позовешь Рэна, позволишь ему быть с тобой…

— Ты же сам оттолкнул от себя Дериана…

— Дериан должен осознать свою ошибку, мой мальчик, — вождь погладил Рэми по щеке. — И он ее осознает, будь уверен. Как и Рэн… но ты должен Рэну объяснить. И никогда от них не требуй, проси. Просьбе можно отказать. И всегда будь готов лишить их речи, как я лишал тебя… я ведь тоже боялся, что ты откажешь мне, мой мальчик. Не хотел причинять тебе боли, не хотел подвергать твою жизнь опасности. Но, несмотря на мой страх, я никогда не откажусь от возможности быть с тобой рядом… пока я тебе нужен.

— Ты всегда мне нужен, — выдохнул Рэми.

— Знаю. А теперь идем, я покажу тебе место, где тебя всегда поддержат, где всегда тебе дадут совет, — вождь накинул на плечи Рэми белоснежный плащ, и, немного подумав, закрепил его брошью в виде обвившегося вокруг крупного алмаза серебряного барса.

— Но…

— Твой отец дал тебе жизнь. Носи знаки его рода, как носишь знаки моего, — ответил вождь, улыбаясь. — Место, куда я тебя отведу… Я не был там очень давно… со дня смерти отца и старшего брата. Я не понимал. Я замкнулся в своей боли. И теперь мне стыдно. Если бы не ты… я бы туда не вернулся. Но я должен показать тебе, как показывал когда-то мне отец.

— Позднее. Мы еще успеем, у нас много времени, — отчаянно прошептал Рэми, чувствуя, что если он согласится туда идти, то как бы смирится со скорой смертью Элизара и Мираниса, а этого он сделать не может. Не в силах. Он будет бороться за них обоих.

— Прости, — ответил Элизар, вталкивая Рэми в переход.

Рэми огляделся. Ничего особенного он не увидел: небольшая квадратная комната, шагов на десять. Высокие потолки, полное отсутствие мебели, голые стены, что слегка светились зеленым, и неясные тени за тщательно отполированной, глянцевой поверхностью. Больше всего Рэми беспокоили едва видный, серебристый туман, который, казалось, становился гуще с каждым биением сердца, и шелестящий, похожий на шепот множества голосов звук.

— Кто ты? Зачем пришел?

Было в этом странном, едва слышном голосе что-то, из-за чего Рэми передернулся и почувствовал, как по позвоночнику пробежал неприятный холодок.

— Не убивай так быстро, дай его расспросить… — прошелестел другой голос.

— Чужим здесь не место…

— Чужие сюда не придут… а в мальчике есть что-то знакомое, не видишь…

— Он не чужой, — на плечо Рэми упала ладонь дяди, и дышать вдруг стало гораздо легче. Туман слегка рассеялся, голоса, столь яркие миг назад, отдалились, и Рэми понял, что может дышать, и что сердце его, на миг замершее и пустившееся вдруг вскачь, теперь забилось почти спокойно.

— Элизар? — в призрачном шепоте Рэми послышалась нежность и легкая обида.

— Прости отец, — руки вождя дрожат, как и его голос.

Боится, понимает Рэми, но не их, себя боится. Боится, что узнают о его безумии, осудят.

— Не надо объяснять, Элизар, — плеть тумана лизнула щеку, обожгла кожу холодом. — Читаю в твоей страх, безумие, вижу его…

— Достаточно! — оборвал другой голос.