— Ты пришел, — облегченно вздохнул он. — Помоги!

Молодой, еще неопытный виссавиец положил руку на плечо Рэми, вокруг вспыхнуло ярким светом, и через мгновение они оказались у хижины. Целитель молча, не теряя времени, вошел внутрь и опустился на корточки перед низкой кроватью.

— Ты знаешь, почему я тебе не помогу, — сказал он открывшей глаза женщине. — Ты изменила мужу, убежала от его родни, носишь в чреве ребенка любовника и тайно ненавидишь его, считаешь причиной своих несчастий. Не так ли…

— Помоги ей, — молил Рэми. — Не видишь, она умирает?

— Помощь надо заслужить, — холодно ответил виссавиец и… исчез.

«Это не может быть, просто не может…» — опустив голову, думал Рэми.

— Презираешь? — тихонько спросила женщина.

— Я? За что?

В ту ночь он остался в хижине. Единственное, чем он мог помочь — это не дать ей умереть в одиночестве… А с последним вздохом незнакомки ушло и почтение Рэми к клану целителей.

Рэми так и не рассказал матери, что нарушил запрет. Теперь знал, что в тот день мог быть узнанным… но виссавиец в каком-то мальчишке сходства с вождем не узрел, да и не узнал никогда, что своим отказом заставил наследника стыдиться собственного трона.

Избранные?

Это кто?

— Лживая страна! — прошептал Рэми.

Они дали умереть запутавшийся женщине, что ненавидела своего ребенка.

И дали жить человеку, который уничтожил целый замок вместе с его обитателями.

— Ненавижу, — шептал Рэми, вспоминая улыбку старого конюха.

Сильные руки, что помогали ему сесть на лошадь, и все поддерживали, чтобы мальчик, не дайте боги, не свалился…

— Ненавижу! — шептал Рэми, видя глаза молодой служанки, что совала арханчонку сладкий пряник и шептала: «Маме не говорите.

Она велела вас не баловать.»

— Ненавижу! — вновь сказал Рэми, вспомнив своего брата, которому пришлось в одиночестве расти среди ненавидящих оборотней крестьян.

Виссавиец, что это сделал, жив и находится где-то здесь, в клане. А дядя… дядя позволил ему жить!

— Приятно, не так ли?

Рэми не сразу понял, что это говорят ему. Солнце уже взошло, вспыхнули всеми цветами радуги на листьях капельки росы, и теперь Виссавия походила на светскую красавицу, украшенную драгоценностями. Слишком гордую, чтобы нравится Рэми.

Медленно обернувшись, телохранитель живо склонился в поклоне:

— Прошу прощения, вождь, что потревожил ваш покой.

— Вы меня узнали? — бесцветно ответил укутанный в белоснежные одежды мужчина лет так тридцати. — Это даже странно.

— Вас легко узнать. Белый цвет в Виссавии носит только род вождя. А в роду вождя, помнится, остался только один мужчина. Вы.

Врет. Не по плащу узнал он дядю. Права хранительница — они похожи. Только Элизар чуть старше, и глаза у него чуть темнее, оттенка мокрого пепла, да губы, не полные, как у Рэми, а тонкие, суровые. Но волосы те же — непослушные, иссиня-черные. И та же улыбка, что часто видел Рэми у своей сестры и матери.

Нет сомнений, что они с вождем родственники.

Слава богам, что Рэми — маг, и щиты держат крепко — не увидеть его эмоций вождю, как бы тот не старался. А ведь старается. Рэми чувствовал, как вождь пробует щиты на зуб, пытаясь добраться до сердцевины… И как раздражается, когда ему это не удается. Привык к подчинению, к «прозрачности», так что же, придется привыкать и к другому.

«Не дай ему меня увидеть», — молил Рэми неизвестно кого.