Удивленная, я посмотрела на Бена. Откуда он знает, что я собираюсь уйти?

Адам стоял в нерешительности.

– Я не убью тебя, – прохрипел он. – Не убью, поскольку знаю, что ты чувствуешь на самом деле. Конечно, это было насилие. – Он смотрел на склоненную голову Бена; я почувствовала неожиданное нарастание силы и поняла, что Адам использует свою силу Альфы. Он ждал, пока другой вервольф поднимет глаза, и даже я ощутила порыв сочувствия. Тогда Адам медленно сказал: – Точно такое же, как когда взрослый соблазняет или уговаривает ребенка. Независимо от того, идет ребенок у него по поводу или нет. Независимо от того, нравится ему это или нет. Потому что ребенок на другое неспособен.

В лице Бена что‑то изменилось, и Адам тоже заметил эту перемену, потому что убрал свою магию.

– Теперь ты знаешь, что я понимаю и верю в это.

С Беном обошлись как с ребенком. Неудивительно, учитывая глубоко скрытые в нем теплоту и добродушие. Просто я никогда не думала, почему он такой, какой есть.

– Спасибо, что поделился со мной своим пониманием, – торжественно сказал Адам.

Бен опустился на колени, словно ноги ему отказали. Это было удивительно грациозное движение.

– Прости, что я не проделал это… лучше… С большим уважением.

Адам мягко коснулся его головы.

– Я бы не стал тебя слушать. Вставай. Отдохни.

Но когда Бен встал, Адам крепко обнял его, доказав, что вервольфы не люди. Двое мужчин – люди, гетеросексуалы – после такого откровения никогда не стали бы обниматься.

– Вервольфом ты получаешь время, чтобы перерасти детство, – прошептал Адам на ухо Бену. – Или время уничтожить себя вместе с ним. Я предпочитаю быть среди выживших, понял? – Он сделал шаг назад. – А теперь вниз.

Он подождал, пока дверь за Беном закроется, и покачал головой.

– Я перед тобой в долгу, – сказал он двери. – И не забуду.

Он вдруг сел рядом с постелью, как будто слишком устал, чтобы стоять. Потом с такой же внезапностью протянул руку, схватил меня за загривок и вытащил из‑под кровати. А я‑то считала, что хорошо спряталась.

Я дрожала, разрываемая знанием, что не заслуживаю его прикосновения, и зарождающимся пониманием, что он меня не винит, какой бы виновной я ни считала себя сама.

– Отец всегда говорил мне, что, услыхав хороший совет, не стоит им пренебрегать, – сказал Адам.

Одной рукой он продолжал крепко держать меня за загривок, а второй гладил морду.

– Придется отложить разговор и подождать, пока этот напиток не выветрится полностью. – Ласки прекратились. – Не пойми меня неверно, Мерседес Томпсон. Я страшно сердит на тебя.

Он укусил меня в нос – один раз и сильно. Волки так наказывают своих малышей – или непокоренных членов стаи. Потом наклонил голову, так что она легла на мою, и вздохнул.

– Ты не виновата, – сказал он. – Но я все равно сердит… зол, как черт, потому что ты очень меня напугала. Проклятие, Мерси, кто бы мог подумать, что два человека могут наделать столько бед? Если бы ты мне позвонила, я не стал бы возражать против того, чтобы ты пошла, – хотя бы потому, что не считал это опасным. Я бы не послал с тобой охрану из‑за того, что ты просто пошла поговорить с человеком. – Он прижался лицом к моей шее и рассмеялся. – Ты пахнешь моим кремом после бритья.

Сильными руками он прижал меня к себе и тихо сказал:

– Честно предупреждаю: вчера вечером ты определила свою участь.