Но выражение ее лица сказало мне больше: она понимала точку зрения Сэмюэля, потому что сама хотела детей.
Не знаю, почему я заговорила с Хани. Я ее недостаточно знаю – и раньше недолюбливала. Возможно, потому, что никто другой не мог меня понять.
– Я не виню Сэмюэля за то, что он понял: меняющая облик и не зависящая при этом от луны может стать хорошей подругой, – очень тихо заговорила я. – Но он заставил меня влюбиться, не сказав, зачем я ему нужна. Не вмешайся Маруок, к шестнадцати годам я, вероятно, стала бы его подругой.
– В шестнадцать лет? – переспросила она.
Я кивнула.
– Питер намного старше меня, – сказала она, имея в виду своего мужа. – Было очень трудно. Но все же мне было не шестнадцать и… – Она задумчиво помолчала. Потом покачала головой. – Никогда не слышала, сколько лет Сэмюэлю, но он старше Чарльза, а Чарльз родился во времена Льюиса и Кларк.[36]
В ее голосе, по‑прежнему очень тихом, чтобы не услышали другие вервольфы, прозвучали гневные нотки. Этот голос для меня был как бальзам, и я решилась сказать ей кое‑что еще.
– Я довольна своей жизнью, – сказала я. – Случай с Сэмюэлем заставил меня порвать со стаей и жить в мире людей. Я независима, моя работа мне нравится. Она, конечно, не слишком престижная, но мне нравится чинить вещи своими руками.
– И все же… – сказала она, выражая мою мысль.
Я кивнула.
– Совершенно верно. И все же… что, если бы я приняла его предложение? Конечно, я не нарастила бы такую личность, но Сэмюэль не из тех, кто до основания стирает личность своей жены. Я сама попала в беду подростком – конечно, он помог мне в нее попасть, но он же меня и вытащил.
– И ты была бы женой врача и могла бы поступать, как хочешь, – потому что Сэмюэль не такой ненормальный, как другие волки‑доминанты.
Вот оно. Нет, не Сэмюэль. Она, как и большинство, видит в нем то, что хочет видеть. Мягкого, ласкового Сэмюэля. Ха.
Я всегда дивилась тому, что Хани так вышла замуж: ее муж в самом низу иерархии стаи, в то время как она доминантна и в этом отношении уступает только двум‑трем самым сильным волкам. Поскольку на нее распространяется статус мужа, она оказалась в «пирамиде власти» гораздо ниже, чем если бы взяла в напарники Питера. Подчиненных волков вообще не так уж много. Чтобы пережить перемену, нужен очень сильный характер, а это всегда связано с доминированием.
– Сэмюэль такой же ненормальный, как все они. Только лучше это скрывает, – сказала я. – А реальность такова, что он закутал бы меня в вату и оберегал от всего мира. Я никогда бы не выросла, не стала бы такой, как сейчас.
Она вздернула бровь.
– Не стала бы механиком? Ты зарабатываешь меньше минимума. Я видела чеки у Гэбриэля – он получает больше тебя.
Я ошиблась. Она никогда не поймет.
– Я владею собственным бизнесом, – сказала я, хотя понимала, что попытки объяснить, что это значит, напрасны. Я отвергла все, чего она хочет от жизни: статус – и в мире волков, и в мире людей – и деньги. – Я могу взять то, что не работает, и починить. Я способна стоять наравне с Адамом, а не падать на колени и смотреть в землю. Я сама ежедневно решаю, куда пойду, – да хоть на охоту за проклятым одержимым демоном‑вампиром, который едва не убил Уоррена. Я не сравниваю себя с вервольфами, но ты должна признать, что только я смогла с ним справиться. Вервольфы не могли. Вампиры и малый народ не смогли. Что, если бы я не смогла его убить? Сэмюэль никогда не позволил бы своей жене так рисковать.
И тут я кое‑что поняла. Как ни страшно это было (а у меня есть тому доказательство – постоянные ночные кошмары), как безрассудно, а может, и смертельно опасно я ни поступила – я гордилась тем, что убила этих двух вампиров. |