Хэверс посмотрел на кресло.

– Кончай со своими объяснениями, – коротко велел он. – После они все равно не понадобятся… – Он указал на механизм.

ЛИДЕР НИЧЕГО не ответил. Март отдал пистолет Пушеру и сел в кресло.

– Даю тебе десять секунд, – сказал он. – После этого Дингл тебя убьет, и мы найдем другого техника, который сделает то, что нам нужно.

– Ладно, – сказал Ллевелин. – Моя смерть не остановит тебя. Возможно, это наилучший ответ. Мозг Лидера такой сложный, что Чистка может привести к противоположному результату. Возможно, было ошибкой удалять ранние воспоминания. Из того, что мне известно о твоем мозге, Март, у тебя выдающиеся возможности. Но, чтобы воспользоваться ими, тебе нужен весь разум. Можешь мне поверить. До Чистки ты был врагом кромвеллиан. А теперь ты кромвеллианин. Ну, давай договоримся. Я согласен восстановить тебе старые воспоминания, если ты позволишь сделать это по-моему. Безопасным способом. На это уйдет три месяца.

Хэверс покачал головой.

– Я не доверяю тебе, – сказал он. – И даже если бы доверял, я знаю, что ты не главный. Ты тоже получаешь приказы… от Совета.

– Это опасно. Ты рискуешь потерять рассудок.

Внезапно Март понял, что ему все равно. Он осознал, что смутно надеется на то, что процедура убьет его, и эта мысль показалась ему странно знакомой, словно она заняла свое привычное место. Во время предыдущего кризиса где-то, когда-то, забытого вместе с потерянными воспоминаниями, Хэверс чувствовал себя так же, как сейчас.

– Пусть это кресло меня убьет! Пусть все закончится!

Пушер Дингл навел пистолет на Ллевелина.

– Десять секунд, – сказал он. – Принимайся за работу.

Ллевелин посмотрел на Марта, затем перевел взгляд на выключатель на стене над креслом. Секунду он поколебался. Потом покачал головой.

– Я не стану этого делать, – сказал он.

Март Хэверс взглянул на него хмурыми, прищуренными глазами. Затем изогнулся в кресле и положил ладонь на выключатель.

– Это все, что нужно нажать?

Ллевелин ссутулил плечи. Он ничего не сказал, но кивнул. Март взялся за рычаг. Затем потянул его вниз.

Хэверс под собой ощутил твердое кресло, твердый рычаг в руке. Он почувствовал, как дрожит нечто неосязаемое, какая-то сила, движущаяся через него. А затем в его голове взорвалась бомба.

До этого мгновения, ни один человек не мог представить, что способен увидеть разум Господа. В сознании Марта Хэверса стали четко видны все дорожки, проторенные всеми случайными мыслями, когда-либо посещавшими его голову хотя бы на долю секунды. Он мог найти исходную точку каждого пути. И все пути были двойными.

Потому что сознание Хэверс тоже было двойным. И половинки сражались друг с другом.

В первые секунды богоподобного просветления, он не осознавал это. Его поразила невероятная сложность воспоминаний, обрушившихся на него гигантской волной. Но потом воспоминания столкнулись и начали сражение.

Потому что, когда мнемоники изменяли сознание Хэверса, на места старых мыслей они имплантировали диаметрально противоположные. Им пришлось так сделать. На каждое стертое убеждение они установили противовес, опровержение, берущее начало из ложного, но теоретически вероятного источника.

Поэтому, с одной стороны, в серии сменяющих друг друга со скоростью молнии картин, Хэверс, казалось, одновременно увидел – на одно мгновение – красивого стражника в алой накидке и с перьями на шляпе, храбро идущего навстречу воинственно настроенным, приземистым, ухмыляющимся людям с эмблемами фрименов, и его начали душить скорбь и верность, и в ту же самую сбивающую с толку секунду он увидел во фрименах отважных, упрямых мучеников, ведущих безнадежное сражение, а в обреченном стражнике – щеголя с пером, воплощающем все, что являлось злом и упадком.