Изменить размер шрифта - +
.. ночью. Его я тоже съела... Выжила. Теперь тебе придется съесть меня. Главное - выжить, Геркулес, главное - выжить. Все ерунда, когда выживаешь...

Пока гортань выталкивает слова, достойные конкистадора, сознание аккуратно заносит в память: ага, вот чем, оказывается, эта особа до сих пор занималась. Дружественным каннибализмом и экологическим туризмом. Дубина, значит, не первый в ее яркой, многотрудной жизни.

Именно так я о себе думаю - в третьем лице. Потому что Старый Викинг, она же Хитрая Дрянь, для меня абсолютно постороннее существо. Как и Дубина-Геркулес. И вообще все вокруг и внутри меня выглядит так, словно мир покорежила амнезия, и теперь я знакомлюсь со своей жизнью заново, по крупицам собирая досье на саму себя.

И вижу только одно: для самой себя я слишком крута. Да, моя личность постепенно закаляется в горниле приключений, но самая первая, изначальная «я» - существо довольно мягкотелое и мягкосердечное. И ни собак, ни знакомых не ест. Даже имея в плане пунктик «выжить во что бы ни стало». Зато Дрянь - существо безжалостное, беспринципное и не брезгливое. И потому ест всё.

- А откуда у тебя татуировки эти? - не отстает Дубина. - Кто их тебе сделал?

- Каторжная тюрьма, - выдыхает Викинг. - Пришлось выбирать - клеймо или эта вот... защитная роспись по всей по роже. Клеймо - больно, но быстро. Раз - и все. Потому татуировки и ценятся выше... И лицо нужно было спрятать. Когда никаких отметин нет - ты голый, беззащитный... Всем твои глаза видны, все тебя читают. Надо уметь притворяться. Я не умею... Татуировка - хорошая вещь... Охраняет.

- Как ты попала в тюрьму? - определенно Дубина собирает материал для мемуаров. «Люди, которых мне довелось сожрать».

- Как все... Живешь себе, живешь, кто-то тебя разозлит - и ты уже убийца, - ухмыляется Дрянь. - Ты же тоже убийца, дружок... Только тебя иначе пометили... И тюрьма у тебя внутри. Крепкая тюрьма, не чета моей... Учись ломать стены, Дубина. Учись, пока я жива. Хотя времени у тебя мало, как ни посмотри...

В мой мозг прорываются отзвуки ощущений и... жизненных принципов? - в общем, чего-то такого, скрепляющего жизнь Викинга. Да, она убийца. Но честный убийца. Из тех, кто убивает оружием, а не росчерком на бумаге и не джойстиком в руке. Ради выживания, не ради забавы. Она испытала человеческое тело на прочность. И знает, как упорно оно сопротивляется смерти.

Наши «я» сплавляются друг с другом, преодолевая мое сопротивление и страх.

- Я тебя вытащу, - убеждает меня - или себя? - оптимист Геркулес. - Ночь только переживи. А там что-нибудь придумаем.

- Да брось, - вяло отмахиваюсь я. - На хрена оно надо - придумывать? Тащить... тяжело. Незачем. Ты что, один никогда не был? Скучать будешь?

- Скучать не буду, - грубит Дубина. - А один не был никогда. И впредь не собираюсь. Что мне здесь делать одному?

Я тоже не знаю, что ему делать. Ни одному, ни в моей компании. Поэтому молчу и болею на всю катушку.

Почему-то ноет бок. Смутно припоминаю, что меня ранили. Или нет, это Дубину ранили. Но бок продырявлен у меня. Я злюсь на Дубину за то, что у меня болит его боль. Кажется, так оно теперь и пойдет - кого бы из нас ни достали, вся добыча тут моя. И все травмы мои. Геркулес тоже это знает. И чувствует себя виноватым. Но мне пофигу его прекрасная душа. Я злюсь, как злюсь всегда, когда мне больно. Эта злость позволяет мне приподняться, цепляясь одной рукой за могучую лапу Геркулеса и другой - за мертвое дерево надо мной.

Я полу-стою, полу-вишу на этих двоих и озираю бесприютный пейзаж вокруг. Ни единой живой души, если не считать мух. Мухи здесь отборные, раскормленные, назойливые. И это неправильно. Кого-то же они жрут? Иначе с каких хлебов они так разъелись?

Я замираю от мысли: где-то рядом пустыня заканчивается. И там есть то, что кормит мух. Скот. Люди. Жилье. Вода...

Без всякой элегантности принимаю почти вертикальное положение.

Быстрый переход