А старость раскручивает колесо, внутри которого мы бежим, все быстрее и быстрее.
Я расправляю кожу, словно скомканную ткань, в надежде, что оно – мое лицо – отвисится и придет в норму. Хотя мне хочется вцепиться ногтями в собственный лоб и сорвать чужую бугристую маску с той, кем я вижу себя - до сих пор вижу. С прекрасной юной себя.
Лучше бы мне никогда не быть красивой! Есть лица, которые старость не портит – она их превращает в манускрипт, завораживающе интересный, многозначительный и самодовольный. Запоздалый подарок природы. Зато красивое лицо старость делает руиной. Руины нравятся туристам. А вот нравятся ли руины сами себе? Да они только и делают, что грезят о временах, когда колонны стояли и пол блестел!
Я поднимаюсь с кровати и нарочито старческой походкой, злобно шаркая, подхожу к окну. За окном меня поджидает особенно отвратительный весенний полдень - и особенно отвратительное зрелище юной девушки, сидящей на траве с молодым мужчиной. Мужчиной, которого я и сама не прочь так же обнять за смуглые плечи.
Девушка откровенно нехороша собой: у нее резкие, мальчишеские черты лица, глубоко посаженные глаза, волосы коротко подстрижены, но все равно торчат. И тело у нее слишком грубое, ширококостное, какое-то звериное, будто творец до последнего не знал, что создает - женщину или... нет, не знаю, какое животное. В ней их много. То-то она и связалась с получеловеком.
Мерзкая ящерица, отнявшая у меня дочь!
* * *
Я и есть эта девушка. А он - мой мужчина. Драконий царь, как его называют. Драконий царь - подумать только!
У драконов нет правителей. Ни царей, ни королей, ни князей, ни ханов, ни султанов, ни даже выборных дожей. Драконы всегда одиночки. Они даже собственных родителей не знают, потому что рождаются вполне самостоятельными.
Но они адски любопытны. И часто приходят к людям - кто-то в своем истинном облике, кто-то в человеческом. Им нравятся люди, как нам нравится все переменчивое, краткоживущее - бабочки, цветы, облака. Мы кажемся им прекрасными, потому что скоротечны.
Вот и он пришел ко мне, чтобы полюбоваться мной. А мог бы выбрать другую. И я никогда бы не узнала, как пахнут его волосы и кожа, как меняют цвет его глаза, как быстро летит время, когда он рядом.
Ни о каком «состариться вместе» и речи нет. Просто потому, что не существует общей старости для человека и дракона. Не существует драконье-человеческой семьи. Не бывать нам вместе, пока смерть не разлучит нас, аминь. Только сегодня - и может быть, немножко завтра. Но мне плевать.
А для моей матери мое завтра - нож острый. Она-то завтра будет еще старее, чем сегодня. Значит, мое завтра отнимет у нее кусочек молодости - еще один.
Вот она и беснуется. Тихо беснуется, что хорошо. Не устраивает сцен, не выставляет условий: или вы расстаетесь, или ты мне не дочь! Я так рада, что она слишком умна для дурацкого шантажа.
И я погружаюсь в опасное, бездумное блаженство. Не зная, что судьба моя предрешена. Что лучше бы мне пережить сотни скандалов и придирок, чем пребывать в любовном забытье. Что моя мать уже отыскала средство убить меня - убить идеально, без крови, шума и вины.
Колдун приедет завтра. Его годами разыскивали агенты, нанятые через подставных лиц, ищейки высокого класса. И нашли - машину для переработки человеческих жизней в философский камень.
А я всё сижу под раскидистым дубом, как самая безмозглая Гризельда, и кайфую.
Из хрупкой гармонии материнского недовольства и безмятежного счастья я рухнула прямиком в преисподнюю. Из меня потихоньку утекала жизнь. Я разучилась улыбаться и смотреть людям в лицо. Только дракону. И я смотрела ему в лицо часами, отыскивая следы тайного знания. Он ДОЛЖЕН был знать, что происходит. Он ДОЛЖЕН был меня спасти. Должен был, но не спас.
Дракону без разницы, проживет ли человек четверть века или целый век. |