Все
картины были расставлены на станках, расположенных в ряд перпендикулярно
стеклянным стенам; Готлиб называл это "рационализацией освещения".
Середина зала была пуста, если не считать стоявшего на помосте рояля. Для
торжественных обедов приносились из кладовых какие-то замысловатые
раскладные рационализированные Готлибом столы, которые в сложенном виде
занимали очень мало места, но собрать их было истинным мученьем: слуги
выходили из себя, когда им приходилось складывать бесконечные кусочки,
доски, бруски... Эта работа напоминала китайскую головоломку. Отдельные
части, неверно пригнанные, рассыпались, не слушались, не входили в пазы.
Слуги нервничали, Готлиб еще больше.
- Ну как же вы не понимаете? Это так просто! - и он подбегал сам,
складывал, выдергивал, подставлял, ронял, ушибался и сердился больше всех.
Теперь с этим было покончено. Столы мирно почивали в разобранном виде,
как и их разобранный на части несчастный хозяин. Зал был пуст. Поэтому
приятно было отсюда войти в смежный зимний сад. Широкие листья пальм
покрывали большой аквариум. Вьющиеся растения оплетали искусственный грот.
Яркие орхидеи радовали глаз пестротой красок.
Уютные диванчики между лаврами и цветущими олеандрами давали
возможность отдохнуть и послушать певчих птиц, летавших на свободе.
К другому концу зала примыкала библиотека, которая находилась под двумя
кабинетами Готлиба, помещавшимися во втором и первом этажах. Все эти три
комнаты соединялись лифтом с установленным на нем креслом. В библиотеку,
состоявшую исключительно из роскошных изданий в дорогих, тисненных золотом
переплетах, Готлиб любил "взлетать" на своем подъемном кресле после
работы, чтобы выкурить здесь сигару. Но книг он не читал. Изредка вынимал
он какую-нибудь из них, раскрывал и разглядывал рисунки.
- Маки-домовой, Tarsus spectrum.., бывают же такие несуразные животные!
Прямо в очках! Фу, гадость, еще во сне приснится! - и он захлопывал книгу
и сладко потягивался после трудового дня.
Две крайние комнаты пустовали. Одна из них находилась над спальней
покойного Готлиба, другая - над комнатой Штирнера.
В эту последнюю комнату Штирнер ввел Эльзу, когда осмотр дома был
окончен.
- Вот и все ваши владения. Я думаю, что вам здесь будет хорошо. Здесь
много света и воздуха, как, впрочем, и во всем доме, недаром у вашего
завещателя был такой прекрасный, свежий вид и румяные щеки.
При упоминании о завещателе Эльза вздрогнула, и легкая тень пробежала
по ее лицу.
Штирнер нахмурился.
- Эльза, - серьезно сказал он, - неужели все это вас не радует? Ведь вы
сейчас одна из богатейших женщин в мире. Вы можете исполнить всякий ваш
каприз. Если вам не нравится этот дом, вы можете остановиться в любом из
двадцати шести домов, принадлежащих вам теперь в городе, вы можете жить на
ваших виллах в Ницце, в Ментоне, в Оспидалетти, на Майорке, в Алжире, я уж
не помню где... - О чем-то подумав, он продолжал:
- Но вам здесь должно понравиться. |