Иосиф рассказал все, что подслушал.

– Такие дела так не делаются, – досадуя, граф щипцами снимал нагар с походной свечи – она стояла на медной подставке, прикрытая сверху медным абажуром. – Зачем ты меня поднял с постели?.. Капитан должен понимать, что ему грозит за добровольную сдачу корабля, приписанного к армаде его величества. Да и офицеры на военных судах – опытный народ, сумеют утихомирить бунтовщиков.

– Вступив в переговоры с офицерами, рыжебородый напоил их всех вином. Они распевают песни, не соображая, что происходит!

– Пьянство офицеров – не наше дело!..

Старик гнал прочь Иосифа, но Иосиф не уходил, и тогда граф, осерчав, швырнул в него своим сапогом. Сапог попал в спину.

Подумав о кроткой Анне, дочери графа, Иосиф сдержал гнев.

– Хозяин, вы крепко пожалеете о том, что не послушались верного слуги!

Старик встал, проклиная подлый люд всего мира, велел себя одеть и только тогда направился к капитану.

Но уже было поздно: по палубе ходили вооруженные каторжники.

– Назад! – один из них замахнулся саблей. – Есть приказ: никому не выходить из кают!

– Гнусный сброд, – осерчал граф, – что вы здесь надумали? Мне нужно немедля к капитану!

– Послушай, ты, – прервал его бандит, сплевывая на сапоги графа. – Время твоей власти истекло! Корабль принадлежит пиратам! И если ты вздумаешь перечить, я отсеку твой самонадеянный кочан!

– Мерзавец! – вне себя вскричал граф. – Клянусь честью, я повешу того, кто забыл, что на божьей земле есть божьи законы!

– На божьей земле нет божьих законов, – грязно выругавшись, сказал другой каторжник. – О тех, что придуманы для бессильного человека, мы поговорим завтра!..

Граф сник и тотчас ретировался в свою каюту, а Иосиф вновь выскользнул на палубу.

«Власть рыжебородого уже обеспечена: люди сцепились друг с другом, позабыв, кто дергает их за веревочку, – подумал Иосиф. – Один и тот же спектакль разыгрывается повсюду и – странное дело – всегда с успехом…»

Возле сторожевого фонаря каторжники играли в кости. Не привыкшие к несению службы, они отвлекались, к тому же были сильно пьяны, так что пробраться мимо них не составило большого труда.

В камбузе горел свет. За столом сидели рыжебородый и его приятель. Перед ними горкой валялись кости.

– А хороша курица, – утирая жирные губы, по‑гречески говорил рыжебородый. – Этот капитан – настоящий гурман. Но отныне мы с ним поменялись ролями, не правда ли?.. Слушай, ты мне понравился, эскулап, зачем тебе ехать в далекую провинцию, чтобы там, изнывая от скуки, очищать кошельки местной знати? Давай со мной!.. Не прометнешься. Будешь резать конечности пиратам, иногда – лечить атаманов.

– Я даю, в основном, психологические сеансы, резать я не умею, – уклончиво заметил носатый.

– Все шельмы называют себя психологами, – захохотал рыжебородый. – Но меня не проведешь, у меня нюх на шарлатанов!.. Черт с тобой, шарлатань себе на здоровье!.. Главное тут – не подавать виду, что чего‑то не знаешь. Человек – бестия, где ничего заранее не предскажешь. Ты режь, и пусть кровь хлещет фонтаном. Подохнет, так подохнет, а выздоровеет – тебе слава… Конечно, ни я, ни другие из наших не будут пользоваться твоим ремеслом, а шантрапа – турки и прочие – какая разница, будут они жить или подохнут?.. Послушай меня, со временем ты станешь тоже великим человеком и прославишь наш род. Надо прославлять наш род, это копилка нашего духа.