5

Пахло снегом. Густые хлопья медленно опускались на голую землю, на пожухлые травы, на скалы.

Дали были замутнены. Иосиф опасался, что пройдет стороной людское поселье и тем погубит себя: в этих необозримых долинах, где столько непуганой птицы и зверя, человеку нужен, необходим сотоварищ: сегодня ты подранишь камнем зайца или куропатку, но завтра, подобно куропатке, станешь добычей медведя или тигра, одному не устоять в этом вечном состязании выносливости и силы, осторожности и опыта.

Снегопад усиливался, идти становилось все труднее. Возле высоких скал Иосиф решил переждать непогоду. Только выбрал укромное местечко с подветренной стороны, как тут же почуял приближение какого‑то крупного зверя: сначала посыпались камни, а потом стал слышен и тяжелый топот.

Иосиф осторожно выглянул из укрытия, пытаясь пораньше распознать опасность. Рука сжимала заостренный камень.

Внезапно донеслись людские голоса – кричали охотники. Через минуту у ручья, берегом которого только что прошел Иосиф, показался огромный мамонт.

Зверь уходил от погони достойно – не срываясь в трусливый бег. Необычайно чуткий, теперь он ничего не слышал из‑за звуков собственного движения.

Вот он прошел совсем рядом – мелькнули загнутые вверх бивни; терпко пахнуло разгоряченным телом, укрытым космами шерсти, – у брюха они свисали свалявшимися, грязными сосульками. Иосифу показалось даже, будто он разглядел скошенные глаза, выражавшие обиду и презрение.

Мамонт свернул возле скал и стал спускаться к реке, двигаясь наискось так, чтобы не поскользнуться, – сдвинутые камни и разворошенная глина обозначили его путь.

«Зверь уйдет, если переберется через реку. Он отлично плавает, хотя и остерегается зимней воды…»

Выждав еще немного, Иосиф направился в ту сторону, где должны были быть охотники. Он не боялся встречи с ними: обычай всех племен строго запрещал причинять вред чужаку, если он никого не обидел; напротив, люди обязаны были накормить и обогреть пришлеца, а если это малый ребенок, то и сыскать ему кормилицу. Это невесть когда и кем установленное правило торжествовало на всем обитаемом пространстве, и, кажется, не было еще случая, чтобы его нарушили.

Временами Иосиф замирал на месте и вслушивался, но не различал иных звуков, кроме ветра, шороха снежинок да гомона ворон, доносившегося из леса за рекой.

«Э‑ге‑гей!» – призывно закричал Иосиф. Раз, другой, и охотники, правильно истолковав крик, изменили направление движения. А вскоре разом обступили Иосифа.

Эти люди имели жалкий вид, но Иосиф ничем не выдал своих чувств, – высокомерие и насмешка считались самым грубым оскорблением.

Охотники были смуглы, у каждого на шее – амулет, на бедрах – понёва из шкуры мелкого зверя мехом наружу, скорее всего кошачья или заячья.

– Эй, человече, – сказал, почтительно поклонившись и опустив свое копье, старший из охотников. – Ты не видел, куда побежал мохнатый зверь?

– Туда, – показал рукою Иосиф. – Зверь выбился из сил. Если его преследовать, к полудню добыча станет вашей.

Охотники посовещались. Никто не навязывал своего мнения, каждый только ответил на вопрос старшего.

– Мохнатый зверь силен и опытен, – сказал старший охотник. – Удача миновала нас, мы не подготовили второй ловушки, а копьем взять этого великана невозможно. Мы возвращаемся домой. Если хочешь, ступай с нами.

Иосиф поклонился и молча пошел за людьми, так же молча потянувшимися вслед за старшим охотником.