— Ничуть, — ответила я — Меня это не касается… к счастью.

— Нуну, — привычным повелительным тоном позвала девочка. — Иди сюда немедленно.

Няня вышла, а я, удивленно подняв брови, взглянула на мадемуазель Дюбуа.

— Она не в настроении. Она не может его контролировать. Мне жаль…

— Мне жаль вас и няню.

Она оживилась:

— Бывают трудные ученики, но с таким я встречаюсь впервые…

Она украдкой посмотрела на дверь. Уж не входит ли подслушивание в букет очаровательных привычек Женевьевы? Бедная женщина, я ей, конечно, не скажу, что с ее стороны глупо терпеть такое обращение — это только добавит ей трудностей.

— Если вы оставите меня здесь, я осмотрю картины.

— Вы думаете, что сможете найти обратную дорогу?

— Я в этом уверена. Я хорошо запомнила дорогу сюда. Не забывайте, я привыкла к старинным постройкам.

— Хорошо, тогда я вас оставлю. Вы можете позвонить, если вам что-либо потребуется.

— Благодарю вас за помощь.

Она бесшумно вышла, а я вернулась к картинам, но была слишком взволнована, чтобы серьезно работать. Странная семья. Девочка невыносима. Что дальше? Граф и графиня? Каковы они? А девчонка эгоистична, жестока и дурно воспитана. И то, что я поняла это, пробыв всего пять минут в ее компании, весьма обескураживало. Какое окружение, какое воспитание породило такое маленькое чудовище?

Я смотрела на стены, увешанные бесценными картинами в плачевном состоянии, и думала: «Возможно, самое мудрое — уехать сразу же утром. Я должна извиниться перед господином де ла Таллем, признать, что мой приезд был ошибкой, и уехать».

Я хотела убежать от судьбы, которая, как я поняла с момента встречи с мадемуазель Дюбуа, была бы ужасной. Я невольно пожалела мадемуазель Занозу. Раньше мне отчаянно хотелось продолжить работу, которую я любила, из-за нее я под ложным предлогом приехала сюда и в результате подставила себя под оскорбления.

Я была так твердо убеждена в необходимости уехать отсюда, что почти верила в то, что меня к этому побуждает инстинкт. В таком случае, я не стану искушать себя дальнейшим изучением этих картин. Я пойду в отведенную мне комнату и постараюсь отдохнуть перед предстоящим завтра долгим путешествием.

Я пошла к двери и попыталась повернуть ручку. Она не двигалась. Странно, в эти мгновения я ощутила настоящую панику. Я вообразила, что нахожусь в заключении, что при всем желании не могу убежать, а потом мне стало казаться, что сами стены сдвигаются вокруг меня.

Моя рука безвольно лежала на дверной ручке, когда дверь отворилась. На пороге стоял Филипп де ла Талль. Тогда я поняла, что не могла открыть дверь потому, что он пытался войти.

Наверное, они мне не доверяют. Наверное, кто-нибудь из них постарается все время быть со мной на случай, если я попытаюсь что-то украсть. Я понимала, что это чушь, и такие мысли были нехарактерны для меня. Но я почти не спала две ночи и очень беспокоилась о своем будущем. Было вполне простительно, что я потеряла самообладание.

— Вы собирались уходить, мадемуазель?

— Я хотела пойти в свою комнату. Кажется, нет смысла оставаться. Я решила завтра уехать. Благодарю за гостеприимство и крайне сожалею, что побеспокоила вас. Мне не следовало приезжать.

Брови его удивленно поднялись:

— Вы передумали? Вы находите, что предстоящая работа вам не по плечу?

Я в гневе вспыхнула.

— Вы ошибаетесь, — сказала я. — Эти картины очень запущены… преступно запущены… с точки зрения художника, это так, но я восстанавливала гораздо худшее. Просто я чувствую, что мое присутствие здесь возмущает спокойствие и что для вас будет лучше найти кого-то… представителя вашего пола, если вам будет угодно, для вас это, видимо, важно.