Она садилась и так и сяк, напускала на себя суровость, пыталась уткнуться носом в журнал, но тщетно: волнение не проходило.

Шарль сидел рядом и молчал. Просто молчал, а вокруг уже начинало нарастать напряженное внимание к его персоне. Одна из женщин даже попыталась уговорить стюардессу посадить ее рядом с ними, «чтобы лучше было видно».

— Что видно? — озадаченно спросила стюардесса.

Эвелин так и подмывало ответить:

— А вот его!

Но она конечно же промолчала, еще и обругала себя мысленно, спросив: «А ты что, лучше? Ты точно так же вертелась бы, чтобы рассмотреть его! Просто у этой дамочки больше храбрости!»

Но казалось, что самого Шарля мало трогало повышенное женское внимание. Либо ему действительно все равно и он уже устал от поклонниц, либо это была изощренная уловка, чтобы набить себе цену.

Однако светское молчание затянулось, и это переходило всякие допустимые границы. Нужно было что-то делать, и именно сейчас, потому что Эвелин и Шарль были друг другу представлены и, сев в самолет, поздоровались как старые знакомые. А это значит, что после приветствия полагалось поддерживать диалог. Ну хотя бы о погоде. Эвелин уже тридцать минут напряженно сжимала ладони на коленях и не могла найти достаточно веского основания, чтобы открыть рот.

Казалось, Шарль тоже искал повод для разговора. Или это только казалось? Она готова была досконально, посекундно анализировать мотивы его поведения. Посмотрел в левую сторону: что он этим хотел сказать? Посмотрел в правую: наверное, ищет повода пройтись по ней взглядом. Оглянулся через плечо: ему понравилась стюардесса?

В конце концов, Эвелин решила, что все это бред. Рассуждая таким образом, ей самой можно приписать массу всяких лишних целей. Вот, например, она закинула ногу на ногу, поправила длинный локон на плече, скрестила руки на груди… А все зачем? А все затем, чтобы…

— Эвелин… Вас, кажется, зовут Эвелин?..

Она вздрогнула: до того неожиданным и в то же время желанным был этот вопрос. Шарль смотрел на нее с любопытством. Кажется, не только с журналистским.

— Да.

— Скажите, зачем вы летите на Баффинову Землю?

— Э-э-э… я… работаю… я эколог. Но в этой организации я работаю…

— Да я знаю. — Он улыбнулся, и Эвелин чуть не сползла с кресла на пол от того, как мягко и заманчиво проступили ямочки на его щеках.

Вообще ямочки на мужских щеках — это особая статья. На женских они смотрятся просто соблазнительно и все. А на мужских — завораживают и иногда лишают дара речи. Ямочки бывают разные, и не всякому мужчине они идут. Но если уж имеются — маленькие, неглубокие, как у Шарля, то придают обладателю несравнимое очарование! Вот если бы она, Эвелин, была мужчиной и у нее были бы ямочки…

— Эвелин, вы задумались о чем-то очень приятном, я уверен. Извините, что приходится вас отвлекать.

— Ой. Простите. А что вы сказали?

— Я сказал, что знаю ваши обязанности. Мы — коллеги. Нам в основном придется работать вместе, и… И не совру, если скажу, что меня радует такая компания.

Эвелин растаяла во второй раз. И тут же буквально лопатками почувствовала испепеляющие взоры всех женщин, сидящих вокруг.

— Но вот вопрос, — продолжал Шарль как ни в чем не бывало, — зачем вам-то все это надо?

— Это вы как журналист интересуетесь?

— Нет, — он улыбнулся так, что ямочки проступили глубже. — Как мужчина. Вы бы могли спокойно сидеть в Довиле, днем — заниматься сайтом, вечером — гулять по цветущему городу… Я бы мог составить вам компанию… А вместо этого мы оба летим из весны в зиму.