— Тоже — это как?

— Ну… как Бернар.

— Нет. — Шарль рассмеялся. — Как Бернар не бывал. Всего один раз, но это впечатлило меня довольно сильно. Примерно как вы сейчас, я стоял и не знал, плакать мне или смеяться… Как будто сердце выпрыгивает из груди, правда?

— Да… Точно.

— …и хочется лететь за ним в сторону солнца, ловить ветер и обгонять облака…

Шарль шагнул к ней, обнял за плечи, как будто делал это сотни раз, и повернул в другую сторону:

— А вон там еще лучше, правда?

Эвелин распахнула глаза и несколько минут стояла не шевелясь. Чуть в сторону и вниз открывался вид на восхитительное горное озеро. Оно светилось зимними, морозными красками, но по берегам то тут, то здесь проступали проталины.

А над озером стояло несколько длинных приземистых с одинаковыми верандами и балкончиками зданий, напоминающих дачи. Чуть поодаль виднелись еще постройки, маленькие, деревянные, унизанные спутниковыми антеннами. А еще в стороне стоял большой трехэтажный дом, похожий на частный пансионат или дом отдыха.

— Вот здесь мы будем жить, — с гордостью сказал Шарль, словно сам все это построил. — У вас какой номер? В большом корпусе или вот в этих?

— Не знаю. — В этот момент для Эвелин было не важно, какой у нее номер и в каком корпусе. Главное, что она никогда в жизни не видела такой красоты, такой яркости и таких огромных пространств!

Сознание Эвелин не могло целиком охватить эту картину: мозг не привык обрабатывать информацию, связанную с такими большими расстояниями.

Вот, например, сколько до той горы? Сто километров? Или день пути? И как вообще тут… Как это понять: до той горы, кажется, рукой подать, а если посмотреть вниз и прикинуть длину дороги, потом подъем, потом изгиб… А каждый камушек — как на ладони, словно на фотографии, сделанной высокоточной камерой, можно увеличить изображение, приблизить ракурс…

— Эвелин, вам надо отдохнуть.

Она помотала головой, словно хотела сказать: не мешай!

— Слушайте, Шарль, я вот думаю… Как это все далеко! А кажется — близко.

— Да. Оптический эффект.

— Ух! — Она озадаченно почесала макушку и стянула шапку, не замечая, что Шарль откровенно любуется ее профилем. — Слушайте, как тут птицы не сходят с ума, когда ежедневно видят все это великолепие у себя под крылом?!

— Я смотрю, здешняя природа заворожила вас окончательно? — Он старательно расправлял волосы на ее плече, словно ему нравилось играть с ними.

— Что?..

— У вас, наверное, впечатлительная душа?

При чем тут душа? — подумала Эвелин, наблюдая, как солнце поднимается все выше и макушка сосны возле озера из темно-синей превращается в яркую безудержно-зеленую, словно после искусной обработки «Фотошопом». Господи, о чем она думает?! Какой «Фотошоп»?!

— Да. Шарль, мы — дикие люди…

— Это вы о чем?

— …безнадежно испорченные цивилизацией! — Она не слушала его и говорила скорее сама с собой. Взгляд ее блуждал по окрестностям, на лице застыла растерянная, беспомощная улыбка.

— Эвелин… Эвелин…

Она молчала. Она была сражена наповал. И она была готова публично признать свою неправоту перед Бернаром.

Все-таки он тысячу раз прав, вытащив ее сюда! Конечно, в нежной теплой Франции сейчас тоже хорошо, но это не идет ни в какое сравнение с пронзительной красотой и силой здешних красок! Обаяние северной природы, грубоватое, первобытное, но глубокое и подлинное — настолько потрясло ее, что Эвелин растерялась, а глаза щипало то ли от холода, то ли от подступивших слез.