Дэниэлс расписал убийство Кэтлин Кииган со всеми отвратительными подробностями. Сначала он попросил ее лечь и подождать араба. Она не стала церемониться и уже разделась, когда он приблизился к ней и приказал лечь лицом вниз, объяснив, что араб вот-вот подойдет.

— Она была такой сильной, даже со связанными руками.

Дэниэлс со смехом изобразил, как он выкатил «эту тушу кита» из грузовика и как плюхнулась она на сырую траву.

— Позвольте мне признаться, это было тяжелое путешествие, словно я тащил свинцовый шар. Я до того устал, что не хотел к ней даже притрагиваться, и оставил ее на траве.

— У вас был сексуальный контакт с Кэтлин Кииган?

— Один раз, по старой памяти. Я хотел, чтобы она проследила за мной, и завязал колготки на ее толстой шее. Она долго умирала, и мне крепко досталось от приятеля, когда я вернул ему фургон. Я подарил ему десять фунтов из ее сумочки. А он спросил: «Что ты делал? Ты же вспотел, как свинья!» И я ему ответил: «Ты прав, дружище, я имел дело со свиньей».

Лицо Радклиффа сделалось совсем серым, и он больше не воспринимал монологи своего клиента. Кажется, его раздражало, с каким смаком расписывал Дэниэлс отталкивающие подробности. Он знал, что запомнит образы жертв и они будут терзать его воображение до самых последних дней. Анна редко прерывала Дэниэлса, но когда это случалось, тот сердито огрызался и предупреждал, что больше не скажет ни слова, если она не закроет рот. Однако слушать, не выказывая эмоций, становилось все труднее и мучительнее. Дэниэлс требовал от нее внимания и порой наклонялся к ней так близко, что Анна чувствовала каждый его вдох и выдох.

Она снова попросила его показать на карте место, где нашли Кэтлин Кииган, и он охотно откликнулся, ткнув карандашом в точку, где некогда оставил ее труп. Однако когда Анна спросила, где он жил во время этого убийства, Дэниэлс уклонился от прямого ответа и лишь пояснил, что тогда часто ездил по стране и работал в разных местах. В Лондоне он долго не задерживался и обосновался там лишь через четыре года. Дэниэлс добавил, что начал ходить в театр еще подростком.

— Вы знаете манчестерский театр-библиотеку?

— Нет, не знаю, — отозвалась она.

— Я работал там уборщиком. Бывал на репетициях и мог свободно, без билетов смотреть спектакли каждый вечер. Вот тогда я понял, что́ мне нравится и чем я хочу заниматься.

Дэниэлс стал брать уроки актерского мастерства, и ему давали крохотные роли.

— Однажды режиссер отвел меня в сторону и сказал: «Энтони, у тебя настоящий талант. Ты должен играть на сцене. Это твое призвание».

Он взволнованно откинулся на спинку стула.

— Я справлялся с ролями лучше большинства профессиональных артистов. И решил изменить имя и фамилию. Там был другой актер Даффи, да я и без того их возненавидел. Ну, вот, я превратился в Алана Дэниэлса и переехал в Лондон. Получил карточку со списком сыгранных в театре ролей — своего рода «стартовый капитал» — и принялся искать агента.

Анна бросила беглый взгляд на часы, а потом достала фотографию третьей жертвы — Тересы Бут — и положила ее на стол.

— Вам знакома эта женщина, мистер Дэниэлс?

— Как же я вас, наверное, утомил? Вы не желали бы послушать рассказ о моих телевизионных ролях? О том, как я стал знаменитым?

— Будьте добры, отвечайте на вопрос, мистер Дэниэлс.