Что имела в виду Джесси, выкрикнув: «Беспокойся лучше о себе»?

Он завел мотор и выехал со стоянки. Противно, что Тео оказался прав. Любимая песенка друга звучала в ушах: «Спасибо тебе…»

11

Синди смотрела убийце прямо в глаза. Во всяком случае, именно такой взгляд был у йоркширского терьера весом не более двух фунтов. Похоже, он был твердо уверен, что может в клочья порвать целую стаю голодных ротвейлеров, лишь на том основании, что предки его были выведены для борьбы с канализационными крысами. Десятки цветных фотоснимков лежали на столе, еще сотни — мелькали на мониторе компьютера, и на каждом красовался Сержант Йорки и его любимая и верная подружка по играм, четырехлетняя девочка по имени Натали.

Студия Синди под названием «Южный Майами» успешно работала на протяжении вот уже нескольких лет, но портретами она занималась лишь три дня в неделю. Таким образом, оставалось время на съемку для каталогов и другую работу. Студия размещалась в старинном и очень уютном доме. Маленький двор, обнесенный нарядной белой изгородью, служил прекрасным фоном для снимков на открытом воздухе. Работая с животными, Синди предпочитала вести съемку именно во дворе, и продиктовано это было не только эстетическими соображениями.

Тихий стук в дверь прервал ее размышления. В кабинете Синди находилась одна, но в студии всегда был кто-то еще. Со времени нападения на нее психопата прошло уже пять лет, и, хотя район, где находилась студия, считался вполне безопасным, по вечерам, после наступления темноты, она никогда не оставалась одна. Сегодня пришла мать, принесла ей обед.

— Ну как ты тут, дорогая?

— Работаю, мамочка.

Тарелка с цыпленком и тушеными овощами осталась нетронутой, Синди только сдвинула ее на край стола. Рабочее место освещала яркая лампа, свет галогенов отмечал центр комнаты, углы ее тонули в полумраке. Снимки мало чем отличались друг от друга. Неудачные Синди откладывала в сторону, лучшие разглядывала через увеличительное стекло. Она пыталась добиться магического совершенства при работе над портретом маленькой девочки и ее четвероногого друга.

— Ты уже несколько часов тут сидишь, — сказала мать.

Синди подняла на нее глаза.

— Это важно.

— А здоровье тебе не важно? — проворчала мать и покосилась на тарелку. — Даже не притронулась к еде, так не годится!

— Еще никто не умер, отказавшись от обеда.

Мать приблизилась к Синди, нежно убрала волосы, упавшие на лоб.

— Что-то подсказывает мне, что это не единственный обед, от которого ты отказалась на этой неделе.

— Оставь, мама. Я в порядке.

Мать взяла дочь за подбородок и заставила посмотреть прямо себе в глаза. Этот воспитательный прием — дескать, смотри на меня, говори всю правду — она использовала, еще когда Синди была ребенком. Эвелин Пейдж осталась матерью-одиночкой, когда дочери едва исполнилось девять, и морщины озабоченности, избороздившие лицо, свидетельствовали о том, что приходилось ей не сладко. Нет, нельзя сказать, что она выглядела старше своих лет, скорее, она вела себя по-старчески еще задолго до того, как волосы ее поседели. Словно покойный муж забрал с собой её молодость и живость, заставил почувствовать себя старше, чем она была на самом деле.

— Вы только посмотрите на эти глаза! Когда последний раз ты как следует выспалась, а?..

— Было много работы.

— А Джек говорил мне совсем другое.

— Рассказывал о моих снах, да?

— Да.