|
Крышка на кастрюле подпрыгнула, выпуская облачко пара. Резкий звук вывел меня из транса. Я сделала вдох и закашлялась — пар будто обжег меня изнутри. Тяжело дыша, подошла к плите, выключила конфорку и, чтобы хоть чем-то себя занять, принялась возиться с аджикой. До прихода Данила оставалось полным-полно времени. Если он, конечно, придет… Как приходил каждую ночь до этого. Наши встречи тайком были такими странными. Как будто мы не взрослые люди, которые могут делать все, что им заблагорассудится, а глупые несмышленые дети. Ладно… Что теперь? Так уж повелось и полностью нас устраивало. Ни я, ни Данил не были готовы к тому, чтобы о нашей связи узнали. Может быть потому, что эта самая связь была настолько хрупкой и уязвимой, что её мог разрушить малейший сквозняк.
— Я ведь так и не договорила, — раздался ломкий, будто надтреснутый, голос за спиной. Я обернулась. В сумерках, что в лесу сгущались намного быстрей, фигура матери в дверях казалась такой беззащитной и хрупкой, что, казалось, дунь ветер — и она растает растворится, как будто мираж. Стряхнув со лба пот, я преодолела разделяющее нас расстояние и щелкнула выключателем, находящимся прямо у матери за спиной, разгоняя по углам тени и собственный страх. — А ты присаживайся. Я чайку сделаю, и все обсудим. — Да тут особенно и нечего обсуждать. Звонили из какого-то магазина. Мобильной связи, что ли? Не замечая, в какое состояние меня повергли ее слова, мама взялась укутывать перевернутые вверх тормашками банки, а я… Я покачнулась. Ухватилась одной рукой за столешницу, а другой за горло, в котором колошматило сердце, царапая его и сжимая. Излишне мелодраматично, наверное, и даже пошло. Как в кино с дерьмовыми сценарием и игрой. Ненавидя собственную слабость, но, в то же время, не в силах уже стоять прямо. На секунду замирая в какой-то точке, как в терпкой хвойной смоле. Замедляя дыхание и течение времени. Путаясь в мыслях… Тех мыслях, от которых меня бросало из крайности в крайность. Душа замирала от глупой, по капле просочившейся в сердце надежды и липкого мерзлого страха. Больше всего в этом мире я бы хотела услышать Птаха! Больше всего я боялась его услышать… — Ты не знаешь, что им от тебя нужно? Дрожащими пальцами я отвела волосы от лица и тряхнула головой, соображая, как мне поступить дальше. — Знаю. Я восстановила свой старый номер. Наверное, уже можно забрать симку. Я дернулась, бросая жадный взгляд на висящие на стенке часы. Седьмой час — сегодня в город ехать не было смысла. Эх, мама! Ну, почему? Почему ты не рассказала мне об этом хотя бы час назад?! Вспышка злости погасла так же быстро, как и вспыхнула. Торопиться мне было некуда. Как не было никаких поводов думать, что Птах позвонит мне сразу же, как только я вставлю старую симку в новенький телефон. Может быть, поэтому я и бесилась? От этой страшной изнуряющей неопределенности. Иногда мне казалось, что я и вовсе схожу с ума. Не знаю, как это объяснить. Наверное, мне так сильно хотелось быть рядом с Птахом, что он стал мне чудиться. В другом. Чужом… Я уже несколько раз ловила себя на том, что вслушиваюсь в голос Данила излишне пристально. И угадываю, улавливаю в нем до боли знакомые нотки. Всматриваюсь в лицо, ловлю открытые улыбки, жаркие всполохи в глубине глаз… И всё это, всё абсолютно: то, как я чувствую его, то, как его принимаю, как ему отдаюсь, кажется, в реальности могло бы случиться только с одним мужчиной. Птахом. Но случилось не с ним. И от этого тоже было больно, и сладко, и страшно, и еще много-много чего… Бред… ну, ведь бред же, как ни крути! Данил не Птах — ясное дело. Но он рядом, он близко! Он такой реальный, живой, настоящий. Теплый и смешливый… Совсем не такой, каким мне запомнился тогда, годы назад. Настолько… глубокий, самодостаточный, но в то же время умеющий любить и ненавидеть. |
