|
- Сами видите, наш петушок вовсе ума лишился. Дальше ясно: поймают с поличным (уж ловильщики сыщутся) да и взашей. Старуха не простит. Время теряем, Пикин. Вы завтра во дворце на дежурстве, так? - Так. - Ну и подмените склянку, как велено. Старуха выпьет и околеет, но не сразу - дня через два. Успеет и завещание объявить, и Внуку скипетр передать. Тогда нам бояться нечего, в еще большей силе будем. Что вы усами шевелите? Или перетрусили, прославленный храбрец? А ведь "старуха" - это государыня императрица, догадался Митя, и ему стало очень страшно. Околеет? Отравить они ее, что ли, хотят? Как Мария Медичи наваррскую королеву? Ах, злодеи! - Еремей Умбертович... - Что это вы, Пикин, в глаза не смотрите? Или забыли про расписку? А про ту шалость? Это ведь каторга, без сроку. - Ладно пугать, не из пугливых, - огрызнулся преображенец. - Нашел чем стращать - каторгой. Бутылку подменить дело ерундовое, да только вот какая оказия... Пропала склянка-то. - Что-о?! Как пропала?! - Ума не приложу. В спальне у меня была, в сапоге. Думал, никто не залезет. А нынче утром сунул руку - пусто. - Это Маслов, - простонал итальянец. - Он, ворон, больше некому. Тогда непонятно одно: почему вы еще на воле? Или не опознал? Навряд ли. Он у старухи каждый день, не мог не заметить, что склянка точь-в-точь, такая же. А если... Тс-с-с! Что это? Вон там, на печи! Ax, беда! Выдала Митю несмышленая Зефирка. Надоело ей тихо сидеть, зашебуршилась, заелозила, да и брякнула каким-то из своих сокровищ. - Мышь. - Странная мышь, со звоном. Ну-ка, кликните слуг. - Зачем слуг? Сам взгляну. Я, Еремей Умбертович, ужас до чего любопытный. Внизу, совсем близко, загрохотало - это Пикин лез любопытствовать. Не торопился, лиходей, да еще напевал хрипловатым голосом: Ни крылышком Амур не тронет, Ни луком, ни стрелой. Псишея не бежит, не стонет - Свились, как лист с травой. В щель просунулась ручища, блеснув золотой пуговицей на обшлаге. Митя вжался в самую стену, затаил дыхание. Да где там - не укроешься: капитан-поручик шарил обстоятельно, не спеша. Парапетам, парапетам, согласием дыша. Та цепь тверда, где сопряженно с любовию душа... Глава пятая. ИСТРЕБЛЕНИЕ ТИРАНОВ Едва цепь, соединявшая душу Ивана Ильича Шибякина с телом, оборвалась, как сразу же выяснилось, что все обман - никакого конца света не предполагается. Небо немедленно посветлело, облака из черных снова стали белыми, да и солнце передумало гаснуть. Какой там - оно засияло еще пуще, торопясь завершить свой недолгий осенний маршрут. |
