И ещё я бы хотел переговорить с товарищем Поликарповым. Он человек старой закваски, верующий, поэтому, если авторитетный поп его попросит назначить время и уединённое место, где бы я мог показать свой самолёт в полёте, но без чужих глаз, это очень помогло бы нам найти с ним интересные темы для обсуждения. Вам ведь про авиацию неинтересно, а мне на другие темы говорить неудобно — я в них мало что понимаю. Да и помню не много, тем более что знаю в основном или с чужих слов, или по открытым источникам, где упоминаются не все важные детали.
Возвращаясь в аэроклуб, я не слишком сожалел о пропущенном ужине — меня ждал творог, принесённый накануне Мусенькой, и добрый ломоть роскошного белого хлеба. И ещё немного жалко было чекистов — они ещё не поняли, в какого масштаба события ввязались. Даже вопросы толком не приготовили — явно впопыхах, да с кондачка решили наскочить… хотя, стенографистку с собой взять не забыли.
Ну да ладно, если я, хоть что-то в чём-то понимаю, в следующий раз допрашивать меня будут долго и буквально изведут неудобными вопросами. А это была короткая разведывательная вылазка. Думаю, ребята полагали, что быстро разберутся с мошенником, но, судя по всему, мои речи их убедили — поняли, что имеют дело не с розыгрышем. Тогда им потребуется некоторое время на размышления.
Глава 11. Николай Николаевич и Валерий Павлович
Меня довольно долго не беспокоили. Или не приняли всерьёз, или данные о беседе анализировали на разных уровнях, оценивая их достоверность. Только в самом конце сентября прибежал мальчишка от отца Николая с запиской, где было указано место и время демонстрации моего самолёта.
Конечно, я прилетел. Внизу посреди сжатого, но не перепаханного поля стояла легковушка, рядом с которой топтались два мужчины. Оба в штатском. Смотрели они в мою сторону — так что, скорее всего, прибыл я туда, куда нужно. Со всего хода сделал «свечку», завис и переключил винт на задний ход. Выровнял машину, плавно приподнимая хвост и набирая скорость задом наперёд. Вот в этом положении, двигаясь раком, я и прошел так, чтобы меня было хорошо видно зрителям.
Потом снова задрал, на этот раз хвост и, после зависания, разогнался уже носом вперёд, выйдя из пике ещё до того, как скорость стала значительной. Да тут же и сел прямо на поле, остановив самолёт рядом с автомобилем.
— Пионер Субботин демонстрацию техники закончил, — доложил я, подходя к мужчинам.
— Впечатлён. Поликарпов, — ответил тот, что ниже ростом и протянул руку для приветствия.
— Ну, ты и выдал! — подхватил второй. — Чкалов. — А меня научишь?
— Отчего бы не научить, Валерий Павлович, — кивнул я приветливо. — Но, вообще-то, этот цирковой номер практического значения не имеет — чистые понты. Ну, и, главное, чтобы вы поверили моим словам о том, что в авиации я разбираюсь.
— Гляди-ка! — воскликнул Поликарпов. — Он заднюю плоскость сделал сплошной. То есть, при набегании потока сзади, рули не заламывает. Точно! И ось сцентрирована. На рулях направления — тоже.
Валерий Павлович покачал элероны, глядя на то, как от его усилий покачивается ручка: — Тут такая же история. А зачем ты такое мощное крыло применил? Можно было и попроще сделать. И полегче, — он приподнял плоскость за конец, наклоняя весь самолёт.
— Рассчитано на двигатель в двести пятьдесят — триста лошадок, — согласился я, не ломаясь. — Вот с ним бы я вам даже «кобру» Пугачёва показал, а с этим мотоциклетным недоразумением даже простейшие фигуры высшего пилотажа приходиться делать только после разгона за счёт снижения. И то не все.
— Рассчитано, говорите! — приподнял брови Николай Николаевич. |