Изменить размер шрифта - +
  Соединенные  Штаты вступили  в
войну. Римский папа покончил жизнь самоубийством. Русские  самолеты подожгли
Берлин. Три дня назад подписано перемирие. Гитлер высадился в Англии.
     Нет  пастуха  для  женщин  и  детей,  но нет его и  для солдат. Генерал
распоряжается  адъютантом,  министр  -  секретарем.  И  быть  может,   своим
красноречием  он  способен  воодушевить  его.  Алиас  распоряжается  летными
экипажами. И он может вызвать у  них  готовность пойти на  смерть. Сержант с
военного грузовика распоряжается десятком подчиненных ему солдат. Но он не в
силах связаться  ни с кем другим. Даже  если предположить,  что какой-нибудь
гениальный полководец, чудом  умудрившийся охватить взглядом  все, придумает
план  нашего спасения, то для  осуществления  своего плана  этот  полководец
сможет  располагать только звонковым проводом длиною  двадцать метров.  А  в
качестве маневренной  силы, необходимой для победы,  у него будет секретарь,
если на другом конце провода еще будет существовать секретарь.
     И когда по дорогам бредут кто куда эти солдаты из  разбитых частей, эти
воины,  оставшиеся  на войне  без работы,  в них  не заметно того  отчаяния,
какого можно было бы ждать от побежденных патриотов. Они смутно желают мира,
это верно. Но  мир  для них -  всего лишь конец  этого невероятного хаоса  и
возможность вновь  обрести  себя,  свою личность, пусть самую скромную.  Так
бывший  сапожник  во  сне  забивает  гвозди.  И,  забивая  гвозди,  он  кует
вселенную.
     И если  они идут  куда глаза  глядят,  то это  от всеобщей неразберихи,
которая  разобщает  их,  а вовсе не  от страха перед  смертью. Их  ничто  не
страшит - они опустошены.

XVII

     Существует  непреложный закон: побежденных  нельзя сразу  превратить  в
победителей. Когда об армии говорят, что сперва она отступала, а теперь дает
отпор, то это всего лишь словесное упрощение, потому  что отступавшие войска
и те, что сейчас ведут бой, не одни  и те же. Отступавшая армия уже  не была
армией. И дело не в том, что эти солдаты были недостойны победить,  а в том,
что  отступление  разрушает  все  связи  -  и  материальные  и  духовные,  -
объединявшие между собой людей. Массу разобщенных солдат, которые, отступая,
просочились  в  тыл,  заменяют  свежими резервами,  действующими  как единый
организм. Они-то и задерживают противника. А беглецов собирают в  кучу  и из
этого  бесформенного  теста снова лепят  армию. Если  нет  резервов, которые
можно бросить в бой, первое же отступление становится непоправимым.
     Объединяет одна лишь победа. Поражение не только разобщает людей, но  и
приводит  человека  в  разлад с  самим  собою.  Если  беглецы  не оплакивают
гибнущую Францию, то именно потому, что они побеждены.  Потому, что  Франция
побеждена не  вокруг  них, а в них  самих. Оплакивать Францию значило бы уже
быть победителем.
     Почти  всем -  и тем,  кто  еще  сопротивляется, и  тем,  кто  перестал
сопротивляться,  - лицо побежденной Франции явится потом, в  часы безмолвия.
Быстрый переход