|
С того самого места, где нынче размещается вертолетный аэродром Парижа, в 1908 году Анри Фарман совершил полет по кругу длиной в километр на биплане, построенном Габриэлем Вуазеном. До Первой мировой войны пилоты еще нередко учились на этом поле, пока оно не стало для них тесным. Надо отметить, что одним из первых иностранцев, обративших внимание на эти полеты, был великий князь Александр Михайлович, который приезжал сюда, а позднее открыл свою летную школу в Севастополе – в общем, стал основоположником русских ВВС.
Нынешнее здание духовной семинарии и высшей богословской школы построено было здесь лишь в конце XIX века на том месте, где стоял замок королевы Марго. От времен Маргариты Наваррской замковый парк сохранил Каменный кабинет со всеми его чудесами. На углу улицы Бодэн и авеню Шарля де Голля жил в Исси-ле-Мулино художник Анри Матисс. Его потомки живут здесь и поныне. Что до здешнего замка семьи Конти, то он был разрушен в пору Парижской коммуны и о нем напоминает лишь замковый парк, носящий имя писателя-коммуниста, воспевшего Сталина, – Анри Барбюса (ему, впрочем, не пришлось вернуться после этого живым из Москвы – может, был он больше уже не нужен Коминтерну). Как сообщает в своей книге о Марине Цветаевой И. Кудрова, в Исси-ле-Мулино (в самой гуще эмигрантского обитания) жил один из советских кураторов С. Эфрона – В.И. Покровский. Ему и сдал жену Сергей Эфрон, бежав в Советский Союз после убийства И. Рейса. Выдавая Марине Ивановне «жалованье» мужа, Покровский хотел даже переселить ее в Исси-ле-Мулино на какую-то «служебную» квартиру (были и здесь такие), но потом было, видимо, решено переселить ее в парижский отель… Вместе с Юрием де Планьи Владимир Ипполитович Покровский (все звали его просто Дик) держал на Лазурном Берегу (в Ла-Фавьере близ Лаванду) русский пансион. В гости к ним не раз приезжал их родственник, таксист Вадим Кондратьев, завербованный в советскую разведку С. Эфроном и Н. Клепининым. После нашумевшего убийства эфроновской группой перебежчика И. Рейса В. Кондратьев, как и сам С. Эфрон, бежал в Москву, но в отличие от своих «вербовщиков», умер там очень скоро, не дождавшись ни ареста ни расстрела. Умирал, вероятно, спокойно, ибо ни Исси-ле-Мулино, ни русский Ла-Фавьер они не оставили без «хозяйского» присмотра. В Исси-ле-Мулино есть интересный музей старины, который называют Музеем игральных карт. В нем и правда экспонируется богатая коллекция карт XVI–XIX веков, однако в музее этом не одни только карты. Здесь есть залы, экспозиции которых дают возможность проследить развитие местных ремесел и зарождение промышленности. В музее представлено также обширное собрание картин местных художников. Городочек Исси-ле-Мулино называют иногда «Ереван-на-Сене». Для моих ушей оно не пустой звук, это «ан» – Ереван, джан, Хайастан… Звук армянский… Первых в моей жизни настоящих, живых парижан мне довелось встретить в маленьком армянском городке Эчмиадзине, что неподалеку от Еревана и турецкой границы (там издавна размещается резиденция религиозного главы всех армян – католикоса). Произошла у меня эта встреча еще в молодости. После окончания университета и института иностранных языков, в то время носившего имя забытого ныне партийного функционера Мориса Тореза, я был призван на действительную службу в армию и доставлен в русский полк, стоявший в святом Эчмиадзине. За те 25 месяцев солдатской службы, что я мыл тепловатой водой сотни сальных алюминевых мисок на кухне, драил офицерский сортир, изучал устройство автомата Калашникова, а позднее вполне мирно сачковал в каптерке хозчасти, в столице моей родины Москве произошли некие климатические перемены, которые хитроумный товарищ Эренбург назвал «оттепелью»: в 1956-м товарищ Хрущев с партийной трибуны осветил особенности сталинского гуманизма, а в мигом потеплевшую, «оттепельную» столицу России впустили двух-трех певцов нерусского происхождения. |
