– Которые тут временные? – возгласил Эпштейн. Временным, да и совсем лишним, в микроавтобусе был Илья Константинович Русской, поэтому он без лишних разговоров бросил карты на кожу сиденья и просунулся на выход.

– Караул устал? – полуутвердительно спросил он. ' Эпштейн засмеялся, показывая великолепные зубы. Такие зубы бывают лишь у стоматологов и лошадей. Ну, иногда еще у голливудских актеров встречаются. Так у них либо стоматологи хорошие, либо сами актеры пьют не хуже лошадей. Эпштейн ни к одной из этих категорий не относился, но рот мог открывать без особой опаски или стеснительности. ' – Караул меняется, – хохотнул он. – Давай‑давай, братишка, не задерживай!

Русской осторожно выглянул из микроавтобуса. рядом стоял приземистый лимузин с тонированными черными стеклами, и нехорошие предчувствия ожили в душе бизнесмена. «Вот и смерть пришла», – устало и отрешенно подумал Русской, вообразив, что в салоне его поджидают таинственные убийцы.

– Давай‑давай, – азартно поторопил Эпштейн и загадочно добавил: – От этого еще никто не умирал…

Он подтолкнул Илью Константиновича к лимузину. – Иди, чудак. Такая цыпа тебя ждет, сам пальчики облизываю.

Задняя дверь лимузина приоткрылась, и тонкая изящная ручка в черной капроновой перчатке грациозно поманила Русского. Илья Константинович загипнотизированно шагнул к лимузину, не замечая, как на красном портовом кране, похожем на огромного вареного краба, опасно блеснуло стеклышко. Так поблескивает только бинокль или прицел винтовки.

– Ну вот, – удовлетворенно сказал долговязый снайпер,приникнув к окуляру прицела. – А ты боялся. Сейчас я его сделаю, он у меня как на ладони… – И говорящий сладостно слился с винтовкой в единое целое, словно находился не на кране, а на брачном ложе. Не зря же говорят, что убийство слаще соития.

– Братан! – послышался от штабеля ящиков пронзительный радостный голос, и Илья Константинович, испуганно вздрогнув, избавился от женских чар.

От ящиков к нему бежал Жора Хилькевич, привлекая к себе внимание вскинутыми вверх руками. За Жорой маячили какие‑то фигуры, как показалось Русскому – в военной форме и касках.

– Слава Богу, я тебя нашел! – Хилькевич обнял Илью Константиновича и тесно прижал его к себе, как дед обнимает приехавшего из города внука. Просыпаюсь, тебя нет. Веришь, всю камеру обыскал! А тут за нами прилетели уже, смываться пора. Взял я нашего надзирателя за глотку, он, подлюга, и раскололся, что продал тебя за три штуки. Ну, Буратино!

Он потащил Илью Константиновича в сторону от лимузина, из автомашины что‑то визгливо закричала женщина, ошарашенные израильтяне пытались осознать происходящее, а из‑за штабеля ящиков с грузным рокотом поднимался американский десантный вертолет, взметая под собой облако пыли. «Хай! Хай! Хай!» – привычно заорал американский сержант в зеленом берете, залихватски надвинутом на одно ухо.

– Это еще что за хренотень? – удивленно и зло спросил долговязый снайпер, отрывая взгляд от прицела.

– Стреляй, блин! – потребовал его коренастый партнер. – Стреляй, а то опять упустишь!

– Ты чего – офонарел? – Долговязый показал в сторону вертолета. – Тут только пальни, они враз ракетами кран раздолбают! Ты что, американцев не знаешь? Им только дай повод пострелять! Они же от этого тащатся! Думаешь, на фига им Ирак, там, или Югославии разные? А пострелять охота!

Вертолет, забравший на борт Хилькевича, Русского и команду их спасателей, медленно набирал высоту, устремляясь в сторону открытого моря.