– Брата‑а‑ан, – протянул Жора. – Не порть кайф! У меня баксов больше, чем у них в казначействе! В конце концов, разве у них на ихнем Уолл‑стрите ловят треску или рыбку ледянку? – И куда мы теперь? – поинтересовался Илья Константинович.

Жора Хилькевич удивился.

– Куда же еще? – спросил он, вытягивая ноги и доставая запотевшую бутылочку кока‑колы. – Разумеется, на Брайтон‑Бич!

– А искать нас не будут? – озабоченно спросил Русской. – Все‑таки мы из тюрьмы сбежали! Жора подавился кока‑колой.

– Ты о чем, братан? – изумленно спросил он. – Мы же теперь американцы, понял?!

Глава 29

Ну, что вам рассказать о Брайтон‑Бич?

Молдаванку одесскую видели? На Привозе к продуктам приценивались? По Крещатику гуляли? Тогда стоит ли вам что‑нибудь объяснять за Брайтон‑Бич? Представьте себе Красную площадь столицы времен Юрия Лужкова, теперь добавьте сюда немного одесского колорита и киевской степенности. Добавили? Теперь отправьте сюда гулять бывших заключенных Лефортовской спецтюрьмы и Бутырок.

Вот это и есть Брайтон‑Бич, теперь вы ухватили тот душок, без которого Брайтон‑Бич невозможен. И какое вам дело, есть ли на Брайтон‑Бич небоскребы, или их там нет? Главное, что все люди, что гуляют по Брайтон‑Бич, разделяются на два сорта – на тех, кого стригут, и на тех, кто стрижет. Вторых, правда, значительно больше. Основное занятие жителей Брайтон‑Бич – продажа матушки‑Родины. Не зря же именно здесь, на Брайтон‑Бич, родился знаменитый анекдот. Вы его не знаете? Ну как же, как же!

Степенный еврей заходит в солидную юридическую контору на Брайтон‑Бич и спрашивает:

– Это правда, что жиды Родину продали?

– Истинная правда, – отвечают ему.

– А вы мне не подскажете, где я могу получить свою долю? – задумчиво спрашивает посетитель.

Но шутки шутками, а именно здесь вы чаще всего можете увидеть Мишу Шуфутинского, когда он отдыхает от стрижки баранов российской попсы, здесь до недавнего времени прогуливался первопроходец российского рэкета Япончикщеголяя перед дамами татуировками и блатной феней, сюда заглядывал неуловимый Михась, чтобы отправить очередное послание солнцевской братии, здесь демонстрировала трусики и свой хриплый голосок Маша Распутина, да мало ли кого и как заносило на тесную нью‑йоркскую улицу в поисках хлеба насущного?!

Илья Константинович Русской лежал на постели, лениво наблюдая за тем, как собирается на деловую встречу Жора Хилькевич. Жора надел джинсы и, разложив по постели футболки, придирчиво выбирал нужную. После некоторых раздумий он выбрал синюю футболку, на которой желто светился слоган «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить», выполненный на русском и английском языках.

– Ил, – задумчиво спросил он, – а ты не знаешь, кто этот слоган придумал? Евтушенко или Вознесенский?

– Вроде бы Тютчев, – неуверенно сказал Русской. – А может быть, и Сам…

Жора недоверчиво уставился на него.

– Загибаешь, – сказал он. – Не может этого быть, братан. Разве Пушкин рекламой баловался?

– А то! – уверенно сказал Илья Константинович. – Да ты уроки литературы вспомни. «Из „Искры“ возгорится пламя!» или, скажем, «Давайте пить и веселиться», «Лечись – иль быть тебе Панглосом»… А ты куда собираешься, Жора?

Хилькевич поднял руки, натягивая футболку на полные телеса.

– Да встретиться надо кое с кем, – невнятно сказал он из‑под футболки. – Сделка наклевывается одна.

– Ты поосторожнее здесь, – остерегающе сказал Русской.