Поехали не по Московскому шоссе, а на север. Дорога ушла в лес, и колонна по ней. Ехали медленно, через заброшенные поселки проползали, пуская впереди пеших. Через час вернулись на проселок. Круз спросил по рации зачем. Лысый не ответил. Но еще через полчаса остановил свой танк и потребовал выпустить «этих, которые с волками» на разведку. Круз, подумав, велел вылазить трем старшим щенкам и Захару с волками. А сам прикинул, что делать с усачом и его коробками. Пока оставалось одно: слушаться и ждать момента.

Левый вернулся через час и сообщил, что деревня. Да, были там недавно. Много. Но ушли. Непонятно кто. Гильзы валяются.

Лысый вылез и потребовал повторить. Круз разрешил. Левый, сплевывая через слово и скалясь, повторил.

Поехали дальше. Снова деревня. Снова то же самое. Круз ждал. В третьей деревне серолицые, отправленные вслед за щенками, нашли трех коров. Подле одной еще стояло ведро с молоком. Молоко щенки, дав понюхать волкам, выпили. Серолицые смотрели. Узнав про молоко, усач взбеленился и обвинил щенков в саботаже. След спросил простодушно, что такое «саботаж», и усача чуть не хватил удар. Усач схватился за кобуру и лаем сообщил, что далеко уйти не могли, что намеренно упускают и поплатятся.

Круз встал напротив усача и сощурился. Лейтенант Саша, бледный, вдавился спиной в грузовик. Щенки заржали, а След, трясясь, еще и сочно, резинисто пукнул.

Серолицые стояли рядом — всегдашне равнодушные, унылые. Но в лице второго слева будто включили вспышку. Круз сунул руку за пистолетом, холодея, но Левый, точный и легкий, ткнул носком во вздернутое дуло — и очередь переломила усача надвое.

Серолицые оказались плохими бойцами. Медленными, неуклюжими. Против щенков, слаженных, как пальцы одной руки, они и шевельнуться не успели. Стрелять только двое и начали. А Последыш по собственному почину влепил «шестьдесятчетвертой» два снаряда под башню, а затем сделал костер из джипа.

Лейтенант Саша так и простоял, оцепенев, пока его людей расстреливали, резали и забивали прикладами. Не шелохнулся, когда Захар, ощерившись, подступил с резаком. С резака капало.

— Стой! — рявкнул Круз. — Не видишь, карачун у него?

Подбежав, пляснул по щеке ладонью. Тогда Саша зашевелился — и взахлеб, трясясь, заревел.

Из уцелевшего танка, дрожа, вылезли двое, подняли руки. За ними, держась за сердце, выбрался Дан. Сел, привалившись в гусенице. Круз кинулся, зашарил по карманам, полез в аптечку.

— Нормально. Все нормально, — прошептал Дан. — Душно очень. Не лезь. Нитроглицерин и у меня есть. Оставь. Не надо их… Дураки несчастные…

— Эй! — крикнул Круз. — Не добивать!

— А что с ними делать? Кормить? — Захар оскалился. — Мои волчатки давно мясца не жрали. Мне твои говорили про право. А эти — они же мясо! На колесах сидят! Мясо притворное.

— Мясо! — угрюмо отозвался Левый, придавив ногой чье-то шевелящееся тело.

— Право, — сказал Круз. — конечно, право. Кого сам убил, того и отдавай.

— Так он троих порешил железкой, — отозвался Левый. — Как блоха скачет.

— Троих? — изумился Круз.

— А то ж. — Захар ухмыльнулся.

Подкинул резак, поймал за рукоять.

— А ты, батя, мыслишь, мы там в носу ковыряли?

— Оттащи в лес и корми там! — приказал Круз. — А этих — в грузовик, пускай убираются.

— А тех, кому кровянку пустили? — осведомился Левый.

— Не время играться! — отрезал Круз.