-  Ах, все это пустое! Пусть Платон Кузьмич распорядится.

    -  И еще мне нужны два хороших ружья.

    -  Это все Платон Кузьмич. Знал бы ты, Алексей Григорьевич, как трудно быть возвышенным, чувствительным человеком!

    -  Откуда же нам такие тонкие чувства испытывать! - заверил я бедного страдальца.

    Больше мне здесь делать было нечего, тем более, что Алевтина, подслушав, о чем я думаю, глядя на бледного красавца и его обожательниц, обижено надула губы и отвернулась.

    Мы с Иваном, прихватив с собой нового управляющего, отправились в оружейную комнату. Арсеналу Трегубова оказался впечатляющим. Большинство ружей и пистолетов можно было, не сомневаясь, отправлять в музей прикладного искусства.

    Однако, мне нужны были не музейные образцы с инкрустацией, позолотой, тончайшей гравировкой и прочими красивостями, а нормальные охотничьи ружья, из которых можно было метко стрелять. Такие тоже нашлись. Я выбрал два английских кремневых ружья, тоже, кстати, завораживающих взгляд классическим совершенством линий.

    -  Вот это ружьецо! - восхищенно цокал языком Иван, когда мы шли в село разыскивать кузницу. - Знатное ружьецо! Это чья работа?

    -  Аглицкая.

    -  Слышал про такую страну. У них королем Егорий?

    -  В смысле, Георгий? Кажется. У них этих Георгиев много было.

    -  А из чего ты пули лить думаешь?

    -  Как из чего? Из рублей, конечно. Или у тебя есть другие предложения?

    -  Из рублей жалко. Я в господском доме видел ложки подходящие. Может, из них сподручнее?

    -  Господские ложки много дороже стоят, чем монеты, к тому же неизвестно какой они пробы, а рубли делаются из чистого серебра.

    -  Проба-то что, почему бы и не попробовать, - по-своему перевел Иван слово «проба», - только дорогим это оборотень окажется, коли на него столько денег уйдет.

    -  Ничего, - успокоил я рачительного хозяина, - мы потом с Трегубова деньги стребуем.

    -  Ну, только если так!

    За разговорами мы вошли в село. Жили трегубовские крепостные в скудости. По пути нам не встретилось ни одной новой избы. Видимо, Вошин, при попустительстве помещика, был экономным человеком - обдирал крестьян как липку. Пора была страдная, и народа не было.

    Только около церкви нам встретился крестьянин на чем-то, отдаленно напоминавшем телегу, и показал, где найти кузнецу. Мы прошли в конец села к изрядному глинобитному зданию с прокопченными стенами.

    -  Есть кто живой? - крикнул я в «мрачные недра» кузницы.

    Оттуда, не спеша, вышел крупный мужик в кожаном фартуке.

    -  Чего нужно? - спросил он без обычной крестьянской робости, исподлобья рассматривая нас с Иваном.

    -  Кузнец нужен.

    -  Я кузнец, - вежливо ответил он.

    -  Можно войти? - спросил я, приятно удивляясь такому непривычному независимому поведению.

    -  Входите, коли не шутите, - разрешил мастеровой, сторонясь от входа.

    Мы вошли внутрь. Посередине помещения располагался большая печь с горном. Рядом с ней стояли верстак и невообразимой величины колода с наковальней. По стенам висело множество непонятного на первый взгляд инструмента. Из-за меха высунул чумазый любопытный нос подросток лет тринадцати. Кузнец прошел следом за нами и наблюдал, какое впечатление производит его мастерская.