|
И не раз. Время от времени, при высокой воде, купцы отваживались проходить до самого Царьграда, дабы не везти товар посуху – так и дорожный налог меньше, и возможность уберечь товар от грабителей и прочих лиходеев выше. Но те корабли вели себя как предписано законами природы, а этот? Форменное безобразие! Вместо того чтобы, как положено всякому порядочному судну, плыть по воде, он преспокойненько парит в небесах.
– Так заикой стать можно, – косясь на зависший над дубом корабль и облизывая перепачканную в белом мордочку, сказал кот‑баюн. – Не боись, – успокоил я пушистого поэта. – Это обыкновенный сказочный летучий корабль. Про него даже одноименная сказка есть. – Да при чем здесь это корыто... эка невидаль! – Тогда что? – Да я только перекусить собрался... – Опять сметану воруешь? Уши надеру! – Кто ворует?! Я? – Задохнувшись от возмущения, кот перестал облизываться. – Во‑первых, это не сметана, а сливки. Во‑вторых, воруют чужое, а это общее. И вообще... – Ну ты наглец... Словно не слыша меня, кот Василий выдержал паузу и продолжил: – ...поскольку я занят умственным трудом, постоянно в душном и тесном помещении, то и трачу значительно больше килокалорий, чем вы, которые постоянно на воздухе. – О чем же ты таком важном думаешь? – Я готовлю речь, с которой ты обратишься к народу царства Кощеева после того, как свергнешь тирана и кровопийцу и примешь в свои окровавленные руки державный скипетр. От сказанного я просто растерялся. – Да что, тебе крынки сметаны для меня жалко? – неожиданно закончил кот. – Да нет... просто... – Спасибо! Только ты сам скажи об этот Прокопу. – О чем? – О том, что разрешил мне кушать сметану, когда захочется. – Я разрешил? – Ты! – уверенно заявил кот. В этот момент из‑за борта корабля показалась чья‑то рука и выбросила глиняный сосуд. Пустой, как стало понятно после того, как он разбился о землю у самых моих ног. – Смотри, куда бросаешь! – заорал кот‑баюн, который из двух талантов барда: идеальный слух и сильный голос, обладал в избытке только вторым, причем за счет первого. – Бросают тут всякие... Я на вас в Гринкисс заявлю, вы мне все пустыни кактусами засадите, все реки вспять и моря наизнанку... Неизвестно, до чего бы договорился баюн, но тут вместо руки показалось заплывшее салом лицо в крохотной короне, удерживаемой на макушке посредством шнурка, пропущенного под подбородком на манер ремешка военной каски. Широкое лицо расплылось в улыбке, став еще шире, и радостно закричало: – Люди! Люди!!! Кот Василий презрительно ухмыльнулся и извлек из‑под обломков кувшина небольшую тряпицу, на которой косо‑криво было что‑то нацарапано, внимательнейшим образом изучил, понюхал даже, затем, сохраняя маску непробиваемого превосходства, протянул мне. А на корабле продолжали надрываться: – Люди! Люди!!! Странный какой‑то... Баба Яга тем временем несколько притомилась, поток ее красноречия иссяк, и она переключилась с теории на практику. Оружие пролетариата свистнуло в воздухе, брошенное слабой женской рукой, но с применением нешуточной магической силы. – Лю... Со звонким: «Бум‑с!» крик оборвался, и неохватное лицо скрылось с наших глаз. – Ну что ж вы так, бабушка? – Я укоризненно покачал головой. – Ведь можно было сначала поговорить... – Че с ним, нарушителем спокойствия, байки травить, – отмахнулась Яга и направилась к избушке, ласково успокаивая перепуганное строение. Получив минутную передышку, я расправил найденную записку и прочел: «Тому, кто меня найдет. |
