Когда-нибудь уличная гадалка нашепчет тебе что-нибудь малоприятное из твоего будущего, и ты будешь дрожать всякий раз, вспоминая её предсказание, убеждая себя в том, что оно ошибочно, и всё же ужасаясь возможному незначительному повороту судьбы так, как если бы тебе были обещаны поистине Улиссовы испытания. Не позволяй никому гадать тебе, забудь о пророчествах. Ты слеплен не из того материала, чтобы выстоять перед предсказанием…
— Ты оказался прав, мой друг, — шептал Траян Публий, вертясь на жёсткой лежанке. — Теперь я терзаюсь, не в силах принять предсказание, что в Британии моя жизнь закончится. Не повернуть ли мне назад? Ах, как бы хотелось мне, чтобы кто-то разуверил меня в предсказаниях этого варвара. Но я почему-то верю ему, совершенно верю. Верю, что родится у меня дочь, хоть и не знаю, кто будет её мать. Всемогущий Юпитер, снизойди ко мне и скажи, что ты не гневаешься на меня и не угрожаешь мне муками Аида. Боги, пошлите мне крепкий сон. Мне хочется выспаться и убраться подальше из этих мест.
Но каждую следующую ночь в течение недели Траян Публий по прозвищу Прекрасноликий видел перед собой образ грязного седовласого галла. Старик раскачивал разведёнными в стороны руками, подражая птице, и в молчании двигался вприпрыжку перед Траяном. Когда он исчезал, римлянин немедленно просыпался, чувствуя сильнейшее сердцебиение и дрожь всех внутренностей.
День ото дня ему всё сильнее хотелось оказаться в шумном обществе высокородных людей, дешёвые деревенские таверны вызывали в нём отвращение, поговорить там было не с кем. Дважды ему встречались путешественники с небольшими свитами, но Траян вынужден был проезжать мимо. Ему становилось удушающе стыдно за то, что нечем щегольнуть перед благородными гражданами, да и рассказывать об унизительном своём отъезде из Рима вовсе не хотелось. Краснея, он отводил глаза и торопился скрыться. Его угнетало, что он довольствовался единственным рабом и не мог блеснуть роскошью.
— Почему ты смущаешься, господин? — не удержавшись, обратился к нему Тразил. — Какое тебе дело до них? Меня вот не заботит мнение окружающих.
— Ты раб и рабом останешься, — злобно воскликнул римлянин и хватил слугу плёткой по спине. — Что ты смыслишь в настоящей жизни?
— Я думаю, что смыслю столько же, сколько и ты, господин, — Тразил съёжился, и очередной удар оставил грязную полосу на его плечах, разорвав рубаху. — Но мне приходится сносить больше побоев, поэтому я более стойкий.
— Я тебя убью, кривоносый!
— Это лишь затруднит твоё путешествие, хозяин. Кто будет служит тебе, как служу я, умеющий угадывать твои желания до того, как ты выразишь их словами? — раб благоразумно заставил своего мула сделать несколько шагов в сторону, чтобы избежать новых ударов. — Подумай лучше, мой господин, чего бы тебе хотелось сейчас больше всего.
— Хочу женщину. И чтобы она высосала из меня всё до последней капли!
— Этого добра хватает повсюду. Спросим в первой же деревне. Вон уже под горой виден дым, кто-то жарит мясо в харчевне…
— У кого я могу купить здесь женщину, чтобы провести с ней ночь? — крикнул Траян, останавливая коня перед трактиром.
— Ты вряд ли отыщешь в нашей деревне рабыню, которая удовлетворит твой изысканный вкус, благородный господин. Зато в том дальнем домике, что на самом краю деревни, живёт Энотея. Так вот она торгует своим телом за кусок хлеба. И смею тебя заверить, что она — настоящая волчица…
Энотея вышла навстречу Траяну, тряхнув только что вымытыми волосами и оправляя подол туники, прилипший к мокрым бёдрам. Её лицо отличалось необъяснимой выразительностью, от которой начинало сосать под ложечкой.
— Как тебя звать? — голос прозвучал низко, чуть ли не из самого живота, и от неожиданности Траян остановился. |