Генри Каттнер. Воллюсвен
ПРИСЯЖНЫЕ возвращались в зал. Голт Кавендиш, с напряжеными до предела нервами, пытался и не мог ничего прочесть на лицах двенадцати человек. Оправдательный приговор был невозможен. Но признание вины было столь же невозможно. Счесть его психически невменяемым, как сказал ему адвокат, было единственно возможным решением. Голт рассказал свою историю, ничего не скрывая, с того самого момента, как начал подозревать своего брата. Это было месяц назад. До этого, конечно, Тима Кавендиша не существовало… — Мы, присяжные… Голт Кавендиш наклонился вперед.
ГОЛТ КАВЕНДИШ наклонился вперед. Его немолодое и уже несколько дряблое лицо безвольно обвисло. Тим, упитанный, безобидный на вид коротышка, с неопрятно торчащими волосами мышиного цвета, плеснул содовой и протянул ему стакан. Братья, сидящие за столом в нью-йоркской квартире, были похожи на двух лавочников из небольшого городка, жизнь которых состоит лишь из взвешивания сыров, рыбалки и разговоров о погоде. — Вот так удача, — сказал Тим и подмигнул. Это было хитрое, торжествующее, ехидное подмигивание и выглядело оно нелепо для человека его возраста и положения. Голт кивнул и выпил. Он поставил стакан и взглянул на Тима. Когда это случится? Это началось почти сразу. Тим осмотрел свои пухлые руки и спросил: — Как давно у тебя был отпуск? — Около года назад, — пробурчал Голт. — Я не слишком уж устаю от работы. Пока я занимаюсь гольфом и хожу в клуб, я считаю, что вполне достаточно расслабляюсь. Зачем спешить с отпуском? — Не знаю, достаточно ли этого для отдыха. Мужчине время от времени нужны перемены. Почему бы тебе не поехать в Мэн и не поохотиться? Голт взглянул на своего брата. — А почему не тебе? — Я хорошо себя чувствую. — Тим заколебался. — Но, может быть, ты прав. — Последуешь за мной? — Конечно. Почему нет? — Что ж, ведь если я делаю что-то… — Голт облизнул губы. — Ты, конечно, всегда делаешь то же самое. Тим улыбнулся с наигранным возмущением. — Ага. Всегда, с детских лет. Своего рода культ, да? — Ты делаешь то же, что и я, с некоторым количеством вариаций, чтобы сделать это немного по-другому. Ты играешь в гольф в другом клубе. У тебя другие часы — я играю с утра, ты играешь после обеда. И так во всем. У меня такое чувство, что если я умру, ты исчезнешь. Тим рассмеялся. Голт отпил еще глоток, для успокоения, ведь брат при прямом обвинении, конечно же, будет все отрицать. Он изучающе оглядел Тима, и не нашел ничего особенно примечательного. Что само по себе было интригующе. Здесь нужен Шерлок Холмс. Холмс: Я обращаю ваше внимание на необычное дело с собакой в ночное время. Уотсон: У собак нет дел в ночное время. Холмс: Вот это и необычно.
ГОЛТ, разумеется, не мог впрямую добиться от Тима ответа. Тим бы увиливал, отрицал и насмехался. И еще бы подмигивал очень многозначительно. — Что ж, — произнес Голт после паузы, — я подумаю. Я все равно не смогу уехать на неделю, это слишком надолго. — Что-то случилось? — Детективное дельце, — сказал Голт, внимательно следя за его реакцией. Тим даже не моргнул глазом. Это была ошибка с его стороны. Он должен был мигнуть. Вместо этого Тим сказал лишь: — Надеюсь, все будет хорошо. Я сейчас очень занят. — Я обращался к психологу, — сообщил Голт. — О-о? Зачем? — У меня проблемы с памятью. — Забываешь все? — Не все, — сказал Голт, вставая. — Кое-что помню. Ладно, я отчаливаю. Увидимся позже. |
