– Будьте осторожнее, – сказал Септах Мелайн. – Подарки врагов часто скрывают яд.

– Что вы имеете в виду? – спросил Престимион.

– Подозреваю, что его цель состоит в том, чтобы скомпрометировать вас, сделать вас своим соучастником в узурпации короны. К тому же, если вы какое‑то время будете сидеть по правую руку от него в зале совета, одобряя его законы, декреты и назначения, а затем в один прекрасный день восстанете и потребуете от него отречения, то будете выглядеть просто неблагодарным и чрезмерно честолюбивым приближенным, изменником, подло напавшим на своего патрона.

– Это ему не удастся, лишь в том случае, если я все так же буду держаться от него подальше, и, не начиная открытого бунта, не приму от него никакого поста, стану все время подчеркивать дистанцию между собой и тем режимом, который я собираюсь в должное время заклеймить как незаконный. Да. Именно так. Но что если он не позволит мне поддерживать эту дистанцию?

– А как он сможет вам помешать? – спросил Септах Мелайн.

– Заняв позицию «кто не со мной, тот против меня, – сказал Свор, прежде чем Престимион успел ответить. – Наверняка Фаркванор уже постарался вложить эту мысль в голову Корсибара: попытаться купить лояльность Престимиона, приблизив его к себе, поручив ему почетное место в правительстве. А если Престимион откажется, это послужит доказательством того, что он готовит неприятности. Именно такой совет я дал бы Престимиону, если бы все сложилось наоборот.

– Н‑да… – протянул Септах Мелайн. Он держал на коленях свою шпагу и полировал клинок куском замши. – Вы и граф Фаркванор – две горошины из одного стручка. Стоит только прицепить ему на лицо похожую бороду, и, наверно, никто не сможет различить вас.

– И когда же должна состояться эта аудиенция? – спросил Гиялорис, который все это время хранил молчание.

– Сегодня. Через час.

– И вас будет только двое, вы и он?

– Скорее всего, да.

– Тогда возьмите кинжал, – сказал Гиялорис. – Встаньте поближе к нему, внимательно слушайте все, что он станет говорить, улыбайтесь, кланяйтесь, не давайте ему никакого повода для неудовольствия, а потом, когда ваш разговор станет совсем теплым и дружеским, выньте кинжал, вонзите ему в сердце, возложите корону себе на голову и объявите себя короналем.

– Браво, Гиялорис! – воскликнул Септах Мелайн. – Вы, должно быть, брали уроки предательства и вероломства у нашего дорогого герцога Свора! И, похоже, оказались способным учеником.

– Предательство, – холодно возразил Гиялорис, – совершил Корсибар, украв корону. А это лишь вернет все на свои места. Где вы видите здесь бесчестье?

– А вы думаете, что рядом с Корсибаром не будет охраны? – сказал Престимион. Его голос звучал очень спокойно; он был скорее удивлен, чем разгневан предложением Гиялориса, хотя оно, безусловно, было возмутительным. – Допустим, я зарежу его, но уже через несколько секунд мое тело ляжет рядом с ним на полу тронного зала. Так что мое царствование окажется очень кратким. Но я знаю, Гиялорис, что это был искренний дружеский совет. Вы хотите, чтобы я стал короналем, и, похоже, даже больше меня самого.

– Что же вы станете делать, оказавшись лицом к лицу с Корсибаром? – спросил Свор.

– У меня нет готового плана, – хмуро сказал Престимион. – А что вы могли бы мне посоветовать, за исключением, конечно, спрятанных за поясом кинжалов?

– Лучше всего было бы не ходить туда вообще, – сказал Септах Мелайн. – Ну а если это невозможно, то побольше слушать, поменьше говорить, а когда он сделает вам предложение, сказать, что вам нужно время все обдумать, что вы должны сначала посоветоваться с вашей матерью леди Териссой, закончить кое‑какие неотложные дела в имении, ну и так далее.