– Благодарю вас, – язвительно сказал он, когда к нему вернулся дар

речи. – А то я уже начал было во все это верить, но вы разубедили меня, граф Фаркванор. Как приятно узнать, что я все‑таки не метаморф.

– Я только хотел сказать, мой лорд…

– Он хотел! Он хотел! Он хотел!!!

– Мой лорд, умоляю вас, возьмите себя в руки!

– Я сейчас возьму в руки тебя, и ты полетишь отсюда до самого Зимроэля, если не прекратишь нести чепуху! Вы мой Верховный канцлер, Фаркванор. Я призываю вас для совета, а вы вместо этого извергаете банальность за банальностью. Сообщите мне, как мы должны реагировать на эти безумные россказни, которые несутся со всех сторон?

– Игнорировать их, мой лорд.

– Игнорировать? Не отрицать?

– Вы сами определили их суть, мой лорд, они слишком смехотворны, для того чтобы заслуживать отрицания. Вы можете себе представить, что вы заявляете на весь мир: «Я не метаморф»? Такое опровержение только подхлестнет болтовню. Лучше дать ей умереть от собственной нелепости, ваше высочество.

– Вы считаете, что так и произойдет? Фаркванор глубоко вздохнул. Он чувствовал себя очень неловко зажатым между стеной и почти вплотную надвинувшимся на него могучим телом Корсибара. А корональ, казалось, был близок к безумию: на скулах играли желваки, глаза выкатились из орбит. Было похоже, что обязанности, которые он взвалил на себя, оказались чрезмерными для его нервов, а эти дурацкие слухи довели раздражение до крайних переделов. Еще одна капля – и он сорвется в буйство. «Неверное слово, – подумал Фаркванор, – и он размажет меня по стене, как букашку».

– Ваше высочество, – заговорил он, тщательно подбирая слова и старательно придавая лицу выражение глубокой обеспокоенности и искреннего сочувствия, – я не имею в этом ни малейшего сомнения. Это всего‑навсего мгновенное умопомешательство; такое частенько случается среди простонародья. Дайте ему пройти и забыться, и люди снова будут приветствовать вас как своего лорда, с той же радостью, какую они проявляли с момента вашего воцарения. Клянусь вам в этом, мой лорд. Оставайтесь лишь честным с самим собой, и никакая ложь не сможет к вам пристать.

– Ах, – сказал Корсибар, испытывавший явное облегчение. И затем повторил: – Ах! – почти точно так же, как это делал Дантирия Самбайл.

– Сирифорн, могу ли я поговорить с вами? – спросил Олджеббин.

Сирифорн, рассматривавший расставленные на подносе старинные каменные статуэтки – час назад торговец антиквариатом из Гимкандэйла принес ему целую коробку – поднял глаза на остановившегося в дверях бывшего Верховного канцлера.

– У вас очень возбужденный и встревоженный вид, старина, – сочувственно заметил он. – Случилось что‑нибудь дурное?

– Случилось? Дурное? О нет, ничего не случилось! – Олджеббин наконец переступил порог, вошел в кабинет Сирифорна – они оба все еще занимали в Замке свои роскошные апартаменты, хотя и лишились государственных постов, – и хлопнул ладонью по столу с такой силой, что статуэтки на подносе попадали. – Вы видите эту руку, Сирифорн? Она хоть сколько‑нибудь похожа на руку метаморфа?

– Ради любви к Божеству, помилосердствуйте, Олджеббин!

– Похожа? Может быть, я могу заставить ее изогнуться в обратную сторону или скрючиться? Отрастить еще семь или восемь пальцев? Сделать ее огромной и мохнатой, как у скандара, если мне заблагорассудится? А вы, Сирифорн? Дайте взглянуть на вашу руку! Может быть, она изменится, если я ее достаточно сильно выверну?

– Вы переутомлены, Олджеббин. Присядьте и выпейте со мной вина.