Тизмет никогда еще не видела его таким взволнованным. Молча подняв руку ладонью вперед, он попросил ее воздержаться от немедленных расспросов, схватил с подноса проходившего мимо слуги бокал вина и выпил его залпом. Принцесса заставила себя набраться терпения и лишь наблюдала, как он восстанавливал силы и душевное равновесие, пока не стал вновь тем бесстрашным и находчивым Фаркванором, которого она хорошо знала.
– Да, задача оказалась далеко не из легких, – наконец проговорил он. – Но я думаю, что начало положено.
Тизмет нетерпеливо схватила его за запястье:
– Быстро! Расскажите мне все!
Однако последовала еще одна немыслимо длинная пауза.
– Я обратил его внимание, – наконец заговорил Фаркванор, – на то, что все поголовно обсуждают замечание прокуратора о том, что, мол, ваш брат испытывает враждебные чувства к Престимиону и любой идее, которая могла бы исходить от него. На это, госпожа, ваш брат ответил следующее: если прокуратор имел в виду, что он, ваш брат, жаждет стать короналем вместо Престимиона, то, значит, он обвинил его в измене, не осмелившись сказать об этом прямо, и он, ваш брат, это подлое обвинение решительно отвергает.
– Ну конечно! – чуть слышно воскликнула Тизмет, почувствовав, как у нее перехватило дыхание. – Измена! Он произнес это слово. А вы сказали ему?..
– Я сказал ему, что, хотя сам он, возможно, придерживается иного мнения, многие из присутствующих здесь – в том числе, с гордостью должен признаться, и я – считают его более достойным короны, нежели Престимион. Однако он заявил, что это тоже измена, и очень рассердился.
– И только? И ничем не показал, как ему приятно слышать о том, что знатные люди считают его достойным трона?
– Не тогда, – многозначительно сказал Фаркванор.
– Ах вот как? Не тогда?
– Далее я сказал, что прошу у него прощения в том случае, если невольно оскорбил его, – продолжал Фаркванор, – и заверил, что у меня не было ни малейшего желания ни учинить мятеж, ни поддержать предположение прокуратора, ни тем более приписать изменнические мысли самому принцу. Но я попросил вашего брата подумать о том, что измена – это по сути своей концепция, которая видоизменяется вместе с обстоятельствами. Никто не посмел бы назвать поступок изменой, сказал я, зная заранее, что у поступка будет достойное завершение. Но это рассердило его еще сильнее, госпожа. Я даже подумал, что он может ударить меня. Я как мог успокоил его и вновь повторил, что очень многие убеждены в его праве занять трон и считают закон престолонаследия несправедливым. Я напомнил ему об известных принцах прошлого, лишившихся из‑за этого закона звания короналя, и назвал несколько весьма знаменитых имен, красноречиво превознося их достоинства и сравнивая его с ними. И он начал постепенно проникаться этой идеей. Вернее, если позволено будет так выразиться, заигрывать с нею. Он снова и снова мысленно возвращался к обозначенной мною проблеме, как если бы слышал о ней впервые, и наконец сказал: «Да, Фаркванор, многие выдающиеся принцы вынуждены были отступить в сторону из‑за этой нашей традиции».
– Значит, он заглотил наживку, и крючок уже сидит в нем!
– Возможно и так, госпожа.
– И на чем же вы расстались?
– А вы не видели, как закончился разговор?
– Как раз в это время я была занята беседой с принцем Престимионом.
Худая щека Фаркванора задергалась, а в глазах мелькнул болезненный отблеск.
– Возможно, я в тот момент поторопился и слишком быстро погнал скакунов, – медленно произнес он. – Я сказал ему, что рад достигнутому между нами согласию и что мы могли бы с пользой поговорить на эту тему еще. |