Сердце Тизмет лихорадочно колотилось, в горле пересохло. Сейчас Фаркванор, судя по всему, рисовал перед Корсибаром картины грядущего, того, что предстоит пережить ему, ей и всему миру. К добру ли, к худу ли, но дело сдвинулось с мертвой точки. Она бросила быстрый взгляд на стоявшего рядом Санибак‑Тастимуна, а тот ответил ей своей жутковатой двойной улыбкой, как будто хотел сказать: «Не бойтесь, все будет хорошо».

В этот момент к ней подошел Престимион. Сделав короткий жест, которым по традиции приветствуют детей короналя, он обратился к принцессе:

– Граф Фаркванор сказал, что вы желаете что‑то сообщить мне, госпожа.

– Да, это правда, – ответила Тизмет.

Она изучала лицо будущего короналя с тщательно скрываемым беспокойством. Конечно, они, можно сказать, знали друг друга с детства, но для Тизмет Престимион был одним из множества молодых дворян, постоянно толпившихся в Замке, причем далеко не самый интересный из тех, кому она за минувшие годы уделяла хоть какое‑то внимание. Она видела в нем не более чем стремящегося сделать карьеру мелкого владетеля, серьезного, погруженного в себя, прилежного и честолюбивого. Мужской привлекательности Престимиона, по ее мнению, вредил маленький рост, хотя, следовало признать, он был весьма красив собой. И только после того, как несколько лет назад о Престимионе начали поговаривать как о вероятном кандидате на трон ее отца, Тизмет решила повнимательнее присмотреться к молодому человеку. Тогда он по большей части раздражал Тизмет, но и она сама не могла сказать, в какой мере такая реакция была вызвана его действительными поступками и речами, а в какой – ее ненавистью к тому, кто намеревался завладеть троном, на котором она жаждала видеть своего брата.

Однако сегодня – возможно, из‑за того, что она оказалась чуть‑чуть ближе к Престимиону, чем обычно, – принцесса поймала себя на том, что испытывает странное и неведомое дотоле чувство: он вдруг показался ей по‑мужски привлекательным.

Рост его, естественно, оставался прежним, и его белокурые волосы были, как всегда, растрепаны. И все же это был уже совсем другой Престимион. Он уже начал держаться по‑королевски, причем такое его поведение не производило впечатления деланного, нарочитого; в его глазах легко можно было разглядеть присущий лордам блеск, а над бровями, казалось, пролетали электрические искры.

Возможно, это ощущение было каким‑то образом связано с тем роскошным одеянием, в которое был сегодня облачен Престимион, но Тизмет знала, что дело не только в нем. Престимион обладал стихийной первозданной силой, нараставшей по мере его неуклонного приближения к власти. В этом человеке присутствовал своего рода магнетизм. Тизмет чувствовала его поле – по всей верхней половине ее тела, вплоть до головы, прошла какая‑то странная пульсация.

А мог ли Престимион в свою очередь ощутить те импульсы, которые исходили от нее в ответ? – спросила себя Тизмет. Ей показалось, что она заметила определенные признаки – в выражении его глаз, в легком изменении цвета лица, – и она почувствовала мимолетное удовлетворение.

Но тут же ее охватило возмущение, глубокое недовольство собой. Какая нелепость! Каждый атом ее тела сейчас должен быть нацелен на то, чтобы воспрепятствовать этому человеку взойти на вершину власти. Ведь одна лишь мысль о возможности его вступления на престол выводит ее из равновесия. И если он почувствует влечение к ней, то это должно пойти на пользу поставленной цели. Для нее же любая симпатия к претенденту является не чем иным, как беспросветной глупостью.

– Думаю, вы знаете Санибак‑Тастимуна? – спросила Тизмет, легким кивком головы указывая на стоявшего чуть сзади нее су‑сухириса. – Это маг моего брата; иногда он оказывает услуги и мне.

– Да, я слышал о нем. Правда, нам еще не доводилось беседовать.

Санибак‑Тастимун поклонился Престимиону, причем правая его голова опустилась заметно ниже, чем левая.