|
Но когда лорду Гуаделуму пришло время стать понтифексом, он назвал в качестве своего преемника весьма посредственного чиновника по имени Калинтэйн, точно так же, как и все его предшественники, отодвинув в сторону собственного сына. Принятое Калинтэйном решение продолжало терзать многие поколения потомков Теремона. Это негаснущее негодование дошло сквозь многие века и до Фархольта с Фаркванором, которые частенько, особенно после лишнего кубка вина, распалялись гневом на несправедливость, сотворенную в незапамятные времена по отношению к их предку. Леди Тизмет давно знала о болезненном восприятии братьями законов престолонаследия, а сейчас оно оказалось чрезвычайно полезным для ее планов. Именно об этом Фаркванор, Фархольт и она накануне разговаривали в ее гостиной, откровенно называя все вещи своими именами.
– Что касается предмета, который мы с вами недавно обсуждали… – начала Тизмет. Братья немедленно обратились в слух, хотя обычное мертвенное выражение их глаз в корне противоречило заинтересованности, появившейся на лицах. – Санибак‑Тастимун еще раз изучил грядущее, – с безмятежным видом продолжала принцесса. – Сейчас наиболее благоприятный момент: пришло время начать действовать. – Здесь? Сейчас? – с легким удивлением спросил Фаркванор. – В этом зале? – Именно в этом зале и именно сейчас. Фаркванор поднял настороженный взгляд на брата, затем перевел его на су‑сухириса, чьи лица по обыкновению оставались непроницаемыми, и наконец остановился на Тизмет. – Вы полагаете это разумным? – поинтересовался он. – Да. Я убеждена в этом. – Тизмет указала на стоявших в противоположной стороне зала и по‑прежнему поглощенных разговором Престимиона и Корсибара. Они походили на двух старых друзей, не видевшихся несколько месяцев и теперь радостно делившихся воспоминаниями о том, что произошло с ними за это время. – Подойдите к нему. Отведите его в сторону. Скажите ему то, что, согласно нашему вчерашнему решению, должны сказать. – А если меня кто‑нибудь услышит? – спросил Фаркванор. По его худому лицу скользнула мрачная тень, а мелькнувшая в глазах неуверенность впервые придала им некое подобие живого выражения. – Что будет со мной, если станет известно, что я публично произношу крамольные, поистине мятежные речи прямо под носом у Престимиона? – Надеюсь, вы будете говорить очень тихо, почти шепотом, – спокойно ответила Тизмет. – Среди всего этого шума никто не станет специально прислушиваться. А пока вы говорите с Корсибаром, я отвлеку внимание Престимиона. Фаркванор кивнул. Тизмет видела, что секундная нерешительность уже покинула его и он готов выполнить свою задачу. Чуть слышно щелкнув пальцами, она отпустила его и настороженно наблюдала, как он пересек комнату, приблизился к Корсибару и Престимиону и что‑то коротко сказал им, кивая в сторону принцессы. Престимион с улыбкой покинул своего собеседника и направился через толпу к ней. – Отойдите от меня, – едва слышно приказала Тизмет Фархольту. Санибак‑Тастимуна она, напротив, попросила оставаться рядом. Она видела, как Фаркванор и Корсибар отошли немного в сторону от того места, где принц беседовал с Престимионом, и скрылись в небольшой нише и за огромным отвратительным бюстом какого‑то давно забытого плосколицего короналя. Они стояли там лицом к лицу, и из зала можно было видеть только их профили, а следовательно, никому не удастся прочитать разговор по губам. Тизмет видела, как после сказанного Фаркванором брови Корсибара сошлись к переносице, а на лицо набежала хмурая тень. Но Фаркванор продолжал говорить, энергично жестикулируя, и Корсибар все ниже наклонялся к своему малорослому собеседнику, как будто хотел более ясно расслышать его слова. Сердце Тизмет лихорадочно колотилось, в горле пересохло. |
