«Восточное время десять часов четырнадцать минут двадцать секунд», — сообщил бесстрастный автоматический голос. Карбоун сделал рукой прощальный жест и ушел. Я вдруг ощутил такую усталость, что не смог даже повесить трубку и остался сидеть, прижимая ее к уху, слушая, как идет время. «Восточное время десять часов шестнадцать минут тридцать секунд».

Я открыл ящик стола Робби и поискал ручку — сделать вид, что занимаюсь писаниной. Ручек не оказалось, но зато я нашел несколько полупустых пузырьков с пастилками, освежающими дыхание, визитную карточку адвоката Микки Ло Трильо и в самой глубине — папку, которую Робби завел на Микки. Я вытащил эту папку: Микки Фрэнсис Ло Трильо, он же Микки Ло Трильо, он же Толстяк Микки, он же Микки Лопковиц, он же Мистер Хряк, он же Майкл Триллингхэм. Факсы и распечатки из нью-йоркского отделения полиции, перечень его арестов, присланный из ФБР: вымогательство, шантаж, торговля краденым, укрывательство от налогов. И убийство, дважды. Господина Ричи Гармендия из профсоюза торговцев мясными изделиями нашли плавающим под Вестсайдской дамбой с пробитым черепом. А Эл Джекобсон, бухгалтер картинговой компании, пропал и считался умершим. Предположительно его смерть наступила в результате попадания в бетономешалку, и он, таким образом, стал составной частью улицы Бэттери Парк Сити в Нижнем Манхэттене.

При всех этих арестах Микки привлекался к суду только раз, за уклонение от налогов. Вернее, два раза. Но благодаря сильной адвокатской поддержке ему удалось избежать судебного разбирательства.

«Восточное время десять часов восемнадцать минут и десять секунд».

Я закрыл глаза и представил себе Бонни так, как я видел ее последний раз. Она переоделась для похода в управление. Я встретил ее, когда она спускалась вниз по лестнице — в черном нитяном свитере, заправленном в прямую белую юбку, и черно-белых туфлях на высоком каблуке. Мне показалось, что она слегка подкрасилась, потому что веки у нее были коричневатыми, а губы будто измазаны в малине. Это была не совсем Бонни. Это была высокая и в высшей степени трагическая фигура. В ушах у нее висели длинные золотые серьги, и весь ее облик свидетельствовал о душевной надломленности.

Я старательно таращился в папку, но Бонни так и стояла у меня перед глазами. Мне пришлось сделать над собой усилие и сосредоточиться на содержимом папки. Робби своим округлым ученическим почерком исписал кучу бумаги. Тут всего было понемногу: о связях Микки с мафией, включая известных громил, и о том, что он использует семейный бизнес как прикрышку для мафиозных делишек, и о его дружбе с Саем и инвестициях в «Звездную ночь». Подробные записи, страница за страницей. Я понял весь ход его рассуждений при подготовке к нашему отдельскому совещанию в понедельник, когда он собирался вкрутить нам всем, что следует копать под Микки.

Но на той же встрече я убедил его, что следует копать под Бонни. И с того дня на страницах появлялись записи типа «2.8.16.10». Это через полчаса после встречи с Микки и его адвокатом. Они нас уже не волновали. Мы уже оба знали, кто убил. «Говорил с Нэнси Хейлз, бухгалтером «Звездные ночи», — писал он, — в конце концов, она призналась, что Микки пытался дать ей взятку, чтобы она информировала его о финансовом состоянии картины».

Я перевернул следующую страницу, но запись обрывалась. Я уткнулся взглядом в слово: «Днем…» Чего-то тут не хватало. Никаких деталей? Даже если бы у Робби была видеопленка с Бонни, спускающей курок, не грех было бы задать Нэнси еще парочку вопросов. Например, что значит «в конце концов она призналась»? Каков был размер взятки? И каким образом он предложил это бухгалтеру? По телефону? При встрече? Дал ей понять, какая он важная персона в мире мафии? И как она отказалась? Или она не отказалась? Я бросил папку обратно в стол, откинулся на спинку стула и закрыл глаза.