В доме настала тишина.
- Не отложить ли лучше до завтра? - спросил князь Рубашкина, - народ,
чернь, эти негры, может быть, перепились, набуянят вдвое, сделают насилие,
сюда кинутся...
- О! помилуйте! - перебил становой, услыхав слова князя и осушая
третью рюмку водки, - вот как я всыплю главным буянам по-нашему, знаете-с,
по-былому, розог этак по триста, да при этом раза по два водой отолью, так
вздор-то у них из головы выйдет...
- По триста! Mon Dieu, - шептал в ужасе по-французски князь, не
покидая софы и греясь под кучею мягких клетчатых пледов.
- Им не впервые. Это не Италия-с, где Венеры купидонов на картинах
алыми цветочками секут. Не бойтесь... - прибавил становой и громко
рассмеялся.
- Люди готовы-с! - сказал Роман, показываясь в дверях.
- Идем! - решил становой и, проходя мимо Рубашкина, шепнул ему, -
князь меня видит в первый раз; если все к вечеру будет как рукой снято,
потрудитесь насчет благодарности.
- О, будьте спокойны!
Становой ушел.
В доме и во дворе стало еще тише. Князь, не изменяя положения, мрачно
посматривал по зале. В голове его невольно мерещилась кроткая Генуя, его
длиннобородый учитель живописи, сборы в Сиену и непобежденная копия
ландшафта. Рубашкин подошел к окну, в которое было видно, как по улице к
току бежали, вероятно, последние из запоздалых любопытных видеть разделку
станового с ослушниками воли посредника. Даже наемный лакей не шел
принимать со стола закуски, а стоял у крыльца и также напряженно
посматривал за ворота.
- Я схожу взглянуть с бельведера в трубу! - сказал Рубашкин князю, -
не видно ли этой картины оттуда? Только странно, что Саддукеев до сих пор
не является. Не проедет ли он прямо на ток?
Рубашкин пошел наверх. Но как он ни наводил трубу с бельведера, тока
не было видно: он был скрыт за церковью. Рубашкин спустился во второй ярус
дома и стал ходить по комнатам, выбирая окно, из которого можно было бы
видеть ток. Но отсюда ток был еще менее виден за верхушками деревьев.
Адриан Сергеич снова спустился в кабинет, собираясь распечь князя за то,
что главное место сельских работ у него не было видно из дома. На пороге
кабинета явилась бледная и растерянная фигура: то был Саддукеев. За ним
обрисовался на пороге Роман; на приказчике лица не было...
- Что вы наделали? - сказал Саддукеев, бросая шапку на стол и забыв
даже поклониться князю, - ах, что вы наделали!
- А что? - спросил Рубашкин. Саддукеев стал обтирать лицо.
- Я к вам бежал целую версту. Вы меня вызвали и не написали зачем; я
увидел сборище людей на току и прямо туда подъехал. |